Я уже говорила об Аниной черте приходить на помощь в решающий момент. Я не собиралась после рождения ребенка оставлять спорт, решила, что буду восстанавливать форму и какое-то время еще поиграю. Когда кто-то из спортсменок делает подобное, я восторгаюсь, преодолеть этот порог совсем не просто.
Самое страшное, что после рождения ребенка ты вдруг видишь, что никому не нужна. Я не говорю о родственниках и близких. Ты не нужна тем, кто играл с тобой в одной команде, с кем делила радость побед и горе поражений, и тренер забывает твой номер телефона. Ты уже в спорте не существуешь, ты все должна доказывать заново. Ситуация невероятно тяжелая, тем более что ты полностью обезоружена отсутствием формы. Аня прошла этот путь дважды и успокаивала меня, обещая поддержку. Со дня рождения Кати она звонила мне каждый вечер и рассказывала, что и как надо делать с ребенком. Теребила Аня меня не случайно, потому что я вернулась из роддома с такими мыслями: "Ну все, я родила, а остальное меня не касается". Но вскоре поняла, что Витя боится даже дышать в сторону ребенка, мама за тридцать лет опыт растеряла, и получилось, что все заботы лежат на мне, деваться некуда. Мама потом мне говорила, что я носилась по квартире с таким суровым лицом, что она боялась подойти не только к ребенку, но и ко мне. К тому же мама заболела, тяжело и надолго, через несколько дней после того, как я вернулась из роддома. Каким-то образом Аня почувствовала, что творится у нас дома.
Аня звонила и спрашивала, как у Катеньки животик, как она спала, плакала ли? Обычные жизненные заботы, обычные слова, но они успокаивали. Она находила на них время, а у кого-то не нашлось.
Когда Кате исполнилось три месяца, Аня сказала: "Все, ты должна восстанавливаться". Да и я понимала, наступил предел, еще чуть-чуть, и мне уже прежнюю форму не вернуть. Но каким образом попасть на площадку? Я же кормила Катю. И тогда Аня обсудила с моей мамой вопрос о выделении времени для моих тренировок. Кстати, мама с того времени полностью попала под Анино влияние. Позже, когда у меня случались сложности во взаимоотношениях с мамой, - ей казалось, что теннис я люблю больше, чем дочь, - их урегулировала Аня. Она объясняла маме нашу цель, не забывая отметить, как далеко мы еще от нее находимся. Аня говорила маме: "Знаете, Анна Илларионовна, если Оля сейчас не начнет играть в теннис, ей будет потом очень трудно, а может быть, вообще про спорт надо будет забыть". Мама гнула свое: "Как же Катя, ведь ее надо кормить?" - "Не волнуйтесь, я буду привозить Олю точно к кормлению". Аня приезжала на своей машине, я заканчивала утреннее кормление дочки, одевала тренировочный костюм, и мы ехали на ЦСКА, где она выводила меня на корт. Я играла максимум полчаса, еле-еле перебивала мяч, принимала душ и приезжала к следующему кормлению. Аня уже не выступала, и свое подвижничество объясняла желанием похудеть. Вроде бы она и не занималась мною специально. Но я знала, что свое время тратила она ради меня. Похудеть она могла совершенно спокойно, играя с кем-нибудь другим, кто бы еще и сам возил ее на тренировки.