Время от времени здесь в подземелье играла на виолончели девочка из консерватории — последнего вуза Дожинска, покамест не переименованного в музыкальный университет или в симфоническую академию.
В знак добрых студенческих традиций Филипп непременно клал в футляр маленькой виолончелистки денежку в эквиваленте бутылки хорошего импортного пива. Хотя долго не стоял и не слушал.
На сей раз на месте миниатюрной девушки с виолончелью обустроился брюхоногий мордатый бомжара — профессиональный собиратель подаяний сердобольных сограждан. По внешнему облику чистый, точнее, грязный хиппи-пенсионер. Длинные поганые волосья, хайратник, мухортая бородища, ей в тон засаленные до коричневатости когда-то голубые джинсы, растерзанные кроссовки, бесформенная рыже-черная футболка до колен с полустертым желтым текстом и не пойми каким рисунком.
Зато художественно исполненный рекламный плакат над головой ушлого проходимца призывает и зазывает:
«Товарищи и господа, окажите материальную помощь жертве империализма США и бывшему помощнику конгрессмена американского штата Орегон».
Надо сказать, пройдоха ловко воспользовался нынешней посконной и портяночной американофобией. Конъюнктурщику подавали и жертвовали хоть и мелко, но часто в мятую ковбойскую шляпу. Однако непосредственных политбесед с пострадавшим от империалистов ковбоем никто из доброхотов, ненавидящих Америку, не вел.
Жертва проклятого американского прошлого устроилась со всеми удобствами. Прохиндей изображал из себя паралитика и восседал в расшатанном инвалидном кресле с велосипедными колесами, управляемыми посредством рычагов.
Чем-то сей агрегат («каретками-рычагами, что ли?») напомнил Филиппу антикварную пишущую машинку «Мерседес» — гордость дядюшкиной коллекции технических раритетов начала прошлого века.
Сам дядя Гена в шутку уверял, как бишь эту машинку самолично изготовили в собственной мастерской Даймлер и Бенц. Эдак до того, как заняться автомобильным бизнесом.
«Возможно, два мастеровитых немца также занимались производством инвалидных колясок, надо бы приглядеться», — задумался Филипп, подойдя поближе к нищему из богатой Америки.
И сию же секунду горько пожалел о своей опрометчивости. Ой, как густо на него пахнуло невообразимым зловонием! Как если бы он забрел в проход между забором мясокомбината и запретной зоной птицефабрики.
То-то от побирушки тотально как один подающие американофобы с неоскудевающей рукой шустро-шустро отбегали прочь-прочь.
Тем не менее Филипп неожиданно остался на месте и даже придвинулся поближе на пару шагов. Дивная штука, но побок с американским шаромыжником скверных запахов вроде бы нет и в помине.