Пожалуй, так же несло из выключенного холодильника, когда родители Филиппа, вернувшись из летнего отпуска, с неприятным удивлением обнаружили в нем размороженный труп курицы.
«Разорались же они тогда друг на друга, раскудахтались…»
Вот и задорный старичок в фиолетовой ряске, размахивая широкими рукавами, по-петушиному наскочивший на дона Фелипе, очень похоже сипло закукарекал:
— Святейший трибунал не нуждается в ваших услугах, почтенный, кхе-кхе, брат Фелипе.
— Позвольте трибуналу самому об этом судить, реверендиссимус. Вы хотели знамения, прелатус Мьердон? Извольте! — не пожелал вступать в перепалку с вздорным стариком епископом дон Фелипе.
Рыцарь-монах достал из кармана пучок сухих веточек, перевязанный радужным шнурком, и бросил его на ближайшую жаровню.
Сучковатые ветки тотчас же ярко вспыхнули. И к дикому ужасу всех служителей инквизиции: тех, кто тревожно жался к стенам, или в страхе полез под стол, — над жаровней возник из пламени и дыма горбатый абрис с деревянным профилем старшего инквизитора брата Хайме. Став трехмерной, ожившая огненная статуя взвилась под потолочный свод и с кошмарным воем принялась метаться по углам в поисках выхода.
Отлетев от железной двери, плазменная фигура с демоническим хохотом устремилась прямиком в жерло камина. Разметав угли, плазменно-огневой демон взвыл, завизжал в каминной тяге. Но что-то не пустило его дальше, в дымоход. Раздался небольшой взрыв, и в камин свалилось обгоревшее полено.
«Ага, горбатый вылетел в трубу и снова превратился в чурку. Я, кажется, догадываюсь, кто на очереди».
Казнив одного колдуна, дон Фелипе печально усмехнулся и с какой-то веселой яростью взглянул на епископа, застывшего в позе бойцового петуха, готового ринуться в атаку. Большой рубин на распятии, висевшем на груди рыцаря-адепта, оранжево засветился, посветлел, наливаясь желтизной, переходящей в изумрудно-зеленый цвет.
Лицо, руки, облачение епископа тоже позеленели, затем пошли голубыми пятнами. Пятна начали сливаться, клубиться… Очертания его фигуры расплывались, туманились…
Врасплох епископа рывком подбросило в воздух. Из-под рясы, из рукавов у него стали вырываться клубы пара, пока весь он не обратился в кипящее шарообразное облако. Оно как вдруг водопадом ухнуло на жаровню, откуда началось развоплощение горбуна.
— Вода гасит огонь, прелатус Мьердон. Огонь испаряет воду. Вот вам знамение, нечестивцы. Не искушай Господа твоего, Сатана!
С этими словами дон Фелипе пронзительно глянул на заплечных дел мастера и двух его подручных, в ужасе колотившихся у стены в дальнем углу. Перевел взгляд на трех инквизиторов, дрожавших под столом. Убедившись в их относительной дееспособности, рыцарь-адепт сухо приказал: