Он долго не мог прийти в себя.
Шок от увиденного был настолько силен, что Борн мог только безудержно погонять лошадь, заставляя ее скакать изо всех сил; слава Богу, кобылка, на которой ехала Сара, не отставала. Они неслись по лесу, но Бори не замечал этого, лишь инстинктивно натягивал поводья, чтобы обогнуть препятствия — стену кустарника, внезапно выросшую перед ним, затем — поваленные деревья… Увидев просвет между стволами, он ринулся было туда, но испугался. Резко взяв влево, он обогнул открытое пространство, направив лошадь вверх по лесистому склону, потом — по другому, третьему, подстегивая и колотя каблуками. Наверное, он загнал бы ее до смерти, но вдруг заметил, что рядом никого нет. Резко осадив, он обернулся. Пегая лошадь лежала в снегу далеко внизу; рядом с ней увидел Сару. Пустив свою каурую в галоп и едва не свалившись с седла, он подскакал к ним, соскочив на землю, накинул поводья на ветку и поспешил к дочке. Та даже не пыталась выбраться, почти утонув в снегу. Борн испугался, что она сломала ногу, но понял, что ее просто придавило крупом лошади.
Он вытащил дочь, потом, схватив пегую под уздцы и проваливаясь в снег, попытался поднять ее. С трудом это ему удалось. Привязав лошадь к дереву, он почувствовал такую усталость от всего пережитого, что ноги подкосились и он рухнул на снег, прислонившись спиной к стволу ели. Метель кончилась; лишь ветер по-прежнему раскачивал макушки деревьев; с веток слетали редкие снежинки.
Ветер внизу утих, но над головой по-прежнему неслись тяжелые облака. В угрюмом ельнике сгустилась какая-то гнетущая тишина, лишь где-то вдали снежные комья срывались с веток и с глухим звуком валились на землю.
— А где мама? — спросила Сара. Голосок ее прозвучал сдавленно и глухо.
Борна передернуло.
— Где мама? — повторила она.
— Там…
— А почему она не идет к нам?
Он промолчал.
— Она придет к нам?
— Я думаю, что не придет.
Голова Клер, пронзенная пулей, с развороченные лицом… Эта картина стояла перед глазами. Он взглянул на небо со стремительно бегущими облаками, потом на свои дрожащие руки, наконец перевел взгляд на Сару и привлек ее к себе.
— Солнышко мое, твоя мама умерла. — Он обнял девочку. Она не шелохнулась. Борн отодвинул Сару от себя и посмотрел ей в лицо. Оно оставалось таким же — холодным, серым, безучастным, каким было вот уже много-много дней.