А потом… потом было нечто неизведанное, удивительное, робко-радостное, что росло в нем и переполняло все его существо. Была упоительная невозможность думать ни о ком и ни о чем, кроме нее, нежность, захлестывающая, накрывающая с головой; и самое потрясающее — было волнующее, восхитительное ощущение резонанса взаимных чувств… И недоумение — как он мог раньше жить, дышать без нее? Что это была за жизнь? Нелепо…
Одно лишь он знал теперь совершенно точно — больше он не сможет жить без этой девушки, без этого своего негаданно обретенного, драгоценного счастья. И, как только Элин отпраздновала свое совершеннолетие, сделал ей предложение стать его женой.
Элин, конечно, обрадовалась, но одновременно и испугалась; она понимала, что король вряд ли придет в восторг от намерения принца жениться на дочери поварихи. Однако Рилонда больше не боялся ничего — ему было уже не 10, и, как верно сказал Касинда, никто теперь не имел права распоряжаться его судьбой. И, успокоив Элин, он решительно объявил отцу о том, что не собирается жертвовать своим счастьем из-за такой ерунды, как происхождение.
Началось тяжелое, изнурительное противостояние; король то грозился лишить его престола, то взывал к его разуму; но обычно дипломатичный и мягкий в общении принц в ответ лишь качал головой и вновь повторял, что ни при каких обстоятельствах не изменит свое решение. В этой угнетающей обстановке Рилонда черпал силы и мужество в мечтах о тех будущих днях, когда, наконец, сможет быть вместе с любимой — навсегда, не расставаясь ни на секунду; а в том, что такое время наступит, он не сомневался. Не сомневался, что в этом конфликте он одержит победу, а отец пойдет на уступки, ведь что ему еще остается?..
Не сомневался… Как он мог быть настолько наивным и глупым? Как мог оставить Элин и ее семью без защиты, один на один с этим чудовищем?! При воспоминании об этом и сейчас, спустя четыре года, досада железным кольцом перехватывает горло. Ведь кому, как ни ему, принцу, лучше всех было знать короля Гаренду?! Возможно, потому, что ему самому никогда бы не пришло в голову решать проблемы с помощью убийства?.. Так или иначе, он улетал на Ном и возвращался оттуда спокойно, не мучимый никакими предчувствиями…
А вот события после возвращения он помнил плохо. Помнил размеренный голос Жигонды, капли пота на лбу у Касинды, свое собственное жуткое, так и не выдохнутое «нет» и боль — боль, обрушившуюся подобно громадной каменной глыбе, подмявшую под себя его всего, раздавившую, парализовавшую. Помнит единственную мысль, пульсировавшую в висках, насквозь пронзавшую мозг: это не могло быть случайностью, это он убил Элин, это он. Дальнейшие картины мелькали в памяти обрывочными всплесками: как, обезумев, не слыша самого себя, кричал он на короля, как рыдал на плече у Касинды, и еще — гимн, Атонский гимн, прекраснейшая во Вселенной музыка, которую он так любил, в которой каждый раз словно растворялся, превратившаяся в невыносимый лязг, в разрывающий голову грохот, под который лица и яркие плащи членов Государственного совета закружились перед его глазами единым многоцветным вихрем, уносящим в небытие — в полную темноту…