Черный пробел (Добрынин) - страница 5

Полковник деревянной походкой приблизился к Ганюку. «Плохо работаете, шеф», — произнес он неприятным голосом и, не оборачиваясь, сделал знак своим людям, означающий: «взять его». «Я не так уж плохо работаю, в чем вы убедитесь, повернувшись на 180 градусов», — ядовито сказал Ганюк. Полковник с недоверием оглянулся, и глазам его предстала следующая картина: лейтенант Жилин без чувств лежал на дороге, видимо, получив удар топором по голове, так как над ним стоял дюжий негодяй с топором в руках и глупо ухмылялся. Ноги одного из милиционеров в хромовых сапогах с подковками высовывались из кювета. Трое остальных медленно поднимали руки вверх. Полковник, недолго думая, подхватил с дороги булыжник и запустил им в лжемайора. Негодяй пригнулся, и булыжник размозжил череп стоявшему поодаль бандиту в ватнике. Тот издал странный булькающий звук и свалился в дорожную пыль. Зубова связали. Лежавшего замертво Жилина кольнули шилом, чтобы проверить, жив он или нет. Лейтенант застонал, не приходя, однако, в сознание. Трех милиционеров наспех вывели в расход в придорожном кустарнике, а Зубова с Жилиным запихали в машину Ганюка и повезли в неизвестном направлении. По дороге полковник размышлял о подлости человеческой и о допустимой мере доверия. В конце концов он пришел к выводу, что без доверия все–таки жить нельзя. Он догадывался, что бандиты хотят получить от него какие–то важные сведения и везут его для этого в свою штаб–квартиру. «Ничего вы от меня не добьетесь», — проворчал полковник. Жилин глухо застонал. «Держись, друг, — сказал полковник, гладя лейтенанта по голове, — мы с тобой бывали и не в таких переделках». «Заткнитесь вы там!» — заорал бандит, сидевший рядом с шофером. Полковник презрительно хмыкнул и замолчал. Вскоре машина остановилась. Зубова бандиты грубо вытащили наружу, а Жилина просто выбросили, как неодушевленный предмет. Лейтенант е кряхтением поднялся. Перед милиционерами возвышалось ветхое аляповатое здание в стиле позднего рококо. Ганюк с нескрываемым самодовольством взглянул сверху вниз на полковника, но вместо восторга увидел на его лице кислую гримасу. «Какая безвкусица!» — сказал полковник. Ганюк поперхнулся от злости. Полковника и Жилина впихнули в дверь. Они оказались в просторном зале, обставленном с дешевой роскошью, затем прошли через анфиладу комнат, где во всех углах валялись пьяные бандиты. Их провели в подвал и заперли в сырой и мрачной комнате с голыми бетонными стенами. Последние лучи вечерней зари пробивались сквозь крохотное решетчатое оконце под самым потолком. Всю мебель заменяла куча гнилой соломы в углу. Внезапно за дверью послышались возня, сопение и приглушенная брань, железная дверь со скрежетом распахнулась, и в камеру втолкнули окровавленного Дзюбу. Полковник поднялся с пола, и друзья обнялись, покалывая друг друга трехдневной щетиной. «Я здесь со вчерашнего дня», — заявил Дзюба, указывая на неровные буквы, намалеванные кровью на грязной стене. Надпись гласила: «Здесь в августе 19… года сидел майор Дзюба», и ниже подпись: «майор Дзюба». «Какой закат!» — восхитился Дзюба, подойдя к окошку. «Золотое переходит в красное, а красное — в багровое», — констатировал полковник и, не в силах совладать с приступом грусти, опустил голову. Дзюба сел на солому и подвинулся, давая место полковнику. Жилину тоже положили соломы под голову. «Вряд ли мы переживем следующее утро», — вздохнув, промолвил Дзюба. «Что ж, мы немало потрудились на этом свете, пора уж и на тот», — горько отшутился полковник. Перед глазами офицеров прошла вся их нелегкая трудовая жизнь. Вот маленький Егорка Дзюба, кутаясь в изодранный армячок, гонит с братьями скот в Бийск на продажу. А вот 16-летний мастеровой с Путиловского Зубов выводит под гармонь–трехрядку фабричные частушки, возвращаясь с маевки за городом. Вот уже комсомолец Егор Дзюба раскулачивает и выселяет мироеда Нила Дубова вместе с дочерью его Алевтиной, первой любовью Егоркиной. А вот вернувшиеся с царской каторги старые большевики Аким Смагин и Матвей Бузунов записывают юного путиловца в отряд ЧОН и выдают ему сапоги и форму. «Что ж, былое переходит в сущее, а сущее — в завтрашнее», — задумчиво сказал полковник и тихо запел «Дубинушку». «Хорошая песня», — промолвил Дзюба и крепко зажмурился, чтобы не заплакать. Полковник спел еще «Разлуку» и первые два куплета «Коробейников». После этого он задремал, и во сне к нему пришла покойница мать и, как в детстве, сказала: «Ванюша! Вставай, на работу проспишь!» Зубов замычал и проснулся, но в камере, кроме Жилина, никого больше не было.