— Так ты, значит, женихом ей доводишься? — спросил он Андрея и с какой–то особой лаской в голосе протянул: — Хорошая девка… Да только… — старик, не договорив, опустил голову.
— Что, дедушка, может, она больна?
— Нет, не в болезни дело. Как тебе и казать–то? — замялся пастух. — Ты ее, хлопче, лучше забери оттуда. Будь он трижды проклят, хутор этот, с хозяином вместе!
Старик задумчиво ковырял палкой землю. У Андрея, взволнованного намеками пастуха, кольнуло в сердце, но дальше расспрашивать он не решался. Ему казалось, что вот–вот он услышит что–то страшное, от чего померкнет для него яркий солнечный свет. Наступило молчание…
Наконец Андрей робко проговорил, заглядывая старику в лицо:
— Дедушка, ты что–то знаешь… Скажи!
Лицо старика стало суровым.
— Волобуй ей проходу не давал прошлое лето, — заговорил он как бы нехотя. — Раз в это время скотину пригнал. Дома–то никого не было, окромя их. Хозяйка в станицу поехала. Слышу Маринкин голос: кричит, словно ее кто душит. Я в хату побег. Гляжу, она от Волобуя в чулане отбивается… Хозяин–то пьяный. — Насилу оборонил… Ну, а как проспался, так мне и ей наказывал никому не говорить. «Это, кажет, я пошутил», а какая уж шутка! — Старик сплюнул. — Он такими шутками не одну девку испортил… Хозяйка утром приехала, а Марина в синяках ходит. Ну, Маринка хозяйке и рассказала. С тех пор жизни ей нету: задавил работой рыжий черт. А прогнать не хочет — работница она, сам знаешь, цены ей нету!
Андрей молча сел в седло и поскакал.
Марина с утра работала на волобуевском огороде. Она срывала молодые огурцы и складывала их в большую плетеную корзинку.
За высокими тополями послышался стук подков о деревянный настил моста. Затем из–за камышовой заросли показался всадник. Не доезжая до огорода, он спрыгнул с лошади и бегом направился к Марине. Девушка вскрикнула, узнав Андрея.
Первое мгновение они молча смотрели друг на друга. Заметив, что Марина пошатнулась, Андрей подхватил ее и крепко прижал к груди.
Очнувшись, она полными радости глазами пристально смотрела на Андрея.
«Андрей, счастье мое! Родной мой! Жив, жив!» — говорили ее глаза, но губы уже дрогнули в такой знакомой Андрею насмешливой улыбке:
— Устала я корзины с утра тягать. Голова закружилась, а ты рад скорее облапить. Пусти, медведь.
Но Андрей, не слушая Марину, жадно искал ее губы своими губами и, найдя их, еще крепче обнял девушку.
Взявшись за руки, они пошли с огорода. Конь Андрея, почувствовав свободу, беззаботно принялся ощипывать листья молодой капусты.
Андрей и Марина сели на краю балочки и стали говорить о разных пустяках, не решаясь коснуться того, что их волновало. У воды в камышах клохтала лыска, сзывая разбегающихся цыплят. Над рекой с пронзительными криками носились чайки, зорко высматривая в воде зазевавшуюся рыбешку. Высоко в синем просторе звенела гриль черногрудого жаворонка.