Мы решили присмотреться, нельзя ли организовать наше селение на большом острове. Во-первых, потому, что он реально больше – если по площади, то как минимум раз в сто. А во-вторых, нас очень уговаривала Апа.
Начала она с Кати, но тут, видимо, много времени не потребовалось. Следующим в очереди на моральную обработку был я.
Вообще-то вид нашей гостьи потрясал воображение даже без всяких одежд и украшений. Но тут она, видимо, решила дополнительно подстраховаться. И заплела свою бороду в пять косичек. Кроме того, Апа натянула на себя штору из нашего домика, подаренную ей Катей, потому как в домик было решено потом переправить тюлевые шторы из московской квартиры. В таком одеянии Апа чем-то напоминала римского сенатора. Если, разумеется, у него были плечи хотя бы вполовину меньшей ширины. Хотя, конечно, все равно задницы не только таких, но даже вдвое меньших размеров ни у какого сенатора быть не могло.
Переводчиком с неандертальского работала моя ненаглядная. В ее исполнении это выглядело примерно так:
– Апа говорит, что любое племя будет весьма радо, если поблизости поселится величайшая мать. Но все-таки не совсем рядом, ибо это чревато. Потому как мать способна к добрым делам только в присутствии своего мужчины. Если его не будет, то под горячую руку лучше не соваться. И ей, привереде, никакой другой не годится! Вадик, ты это хорошо понял? Так вот, Апа не только с восторгом наблюдает в моем лице будущую величайшую мать. С не менее глубокими чувствами она смотрит на тебя и видит того единственного мужика, который только и подходит этой самой матери. Любимый, ты очень горд? Смотри не зазнайся. Лучше прикинь, что можно взять с собой без риска утопить «Катран». Впрочем, еще раз сплавать туда и обратно в случае чего будет не так уж трудно.
Однако перед тем, как куда-то плыть, мне предстояло два раза посетить Москву.
Сначала мы вместе с Павлом появились в двадцать первом веке посреди моей квартиры. Здесь гость переоделся, затем подался к зеркалу – накладывать легкий грим, чтобы в случае, если встретится знакомый, не очень сильно вводить его в изумление. Потом мы за час с небольшим добрались от Ломоносовского проспекта до улицы Волгина. За это время на улице стемнело, но, наверное, и при свете дня на нас никто не обратил бы внимания.
Озираясь, как будто он шел грабить Форт-Нокс, а не возвращался домой после краткой отлучки, Павел где-то со второй попытки смог отпереть дверь, и мы вошли. Хотя жилище и простояло необитаемым всего две недели, в нем уже начала ощущаться какая-то затхлость.