Первой, подпрыгивая, как при игре в классики, в распахнутые двери салона вбежала пылающая румянцем девушка.
— Туфля!.. — из последних сил кричала она, изнемогая от хохота и скаканья на одной ноге.
— Лови!.. — Парень с гитарой умело бросил обувку.
— Егорушка, миленький, опять ты меня спасаешь!.. Я покорена, проси, чего хочешь!..
— Сочтемся.
— Братцы, Юки нетути!..
— И художника!..
— Точно. Он ее умыкнул!.. — дурашливо-серьезно заключил парень в зеленой куртке.
— Ой, и в самом деле они с Непряхиной остались!.. — подхватила в панике рыжая девушка с маленьким, старательно забрызганным веснушками личиком.
— В тамбуре, не вопи!.. — степенно сказал Егор.
— Чего они там?.. — округлила глаза румяная красавица.
— Целуются! — тут же бросил ей парень в зеленой куртке.
Не успевшая присесть полногрудая девица в полосатой тельняшке настороженно замерла, ревниво глядя в сторону дверей. От подружек ее отличало не только сложение, но и не в меру затрепанные брюки, тускло-русые, по-русалочьи распущенные волосы, которые мотались по толстым плечам, как свалявшиеся, и размалеванные под стать всему на ней веки, ресницы, губы.
— Ты поразительное трепло, Чернощеков!.. — Потерявшая туфлю созерцала парня в зеленой куртке безмятежно ясными голубыми глазами: мол, я сказала «трепло», потому что это для всех очевидно, и только поэтому. На ее остывающем лице не проявилось никаких сопутствующих заявлению чувств, и только яркие пухлые губы чуть тронула гримаска ленивого пренебрежения.
— Петенька у нас не трепло, Петенька у нас юморист! — ласково запричитала рыжая девушка. — Давеча его опять в газете напечатали под псевдонимом Ч. Пернащеков!.. «До весны еще далеко, а над городом уже слышится бормотание фенологов!» Так, Петенька?..
Не отозвавшись, парень в зеленой куртке подозрительно уставился на девицу в тельняшке:
— Сонь, ты что?..
— Что что?..
— Потускнела вроде…
— Как потускнела?..
— Вроде кассирши, у которой сдачи требуют.
Компания грохнула смехом, один юморист не смеялся, и в этом было что-то бесчувственное, недоброе. Не дав шуму стихнуть, тоненькая, похожая на мальчика-мима девица в черных брюках и черном свитере слезливо сморщилась:
— Ой, а я есть хочу!..
— Не надо было пироги выбрасывать! Серафима Лаврентьевна пекла старалась, а они!..
— Никто не выбрасывал, мы собаку задобрили, чтоб не кусалась!..
Пятая девица, одетая просто, с ничем не примечательным личиком, не произнесла ни слова. Усаживаясь, она несколько раз приподнималась, разглаживая юбку под собой и на коленях, затем уложила на них свернутый подушечкой капроновый плащ — уложила, разгладила складочки и, придерживая его скрещенными ладошками, аккуратно молчала, с аккуратным дружелюбием поворачиваясь к тем, кто говорил.