— Хорошо.
Уже положив трубку, он спохватился: а как же они друг друга узнают? И этот товарищ тоже ничего не сказал… Стало быть, его, Храмова, узнают…
У парикмахерской к нему подошел человек неприметной наружности, лет на десять старше его, в черном пальто, в серой мерлушковой шапке.
— Евгений Петрович, здравствуйте.
— Здравствуйте.
— Перейдем улицу.
Они вошли в приемную КГБ, и там в одной из комнат состоялся недолгий разговор.
— Мы пригласили вас для того, чтобы предупредить. Вы человек уже не молодой, правомочный, образованный, должны все понять правильно. Путь, которым вы идете, может завести вас очень далеко. — Он помолчал. — Вы давно знакомы с Анисимом Михайловичем?
— С сентября… с конца сентября.
— На какой почве познакомились?
— Я принес в редакцию рассказ…
— А потом?
— Рассказ набрали, но так и не напечатали. Анисим Михайлович предложил мне редактировать переводы с английского…
— Больше ничего не предлагал?
— Н-нет.
— Знакомил вас с кем-нибудь?
— На улице Веснина мы были в каком-то особняке. Там он меня представил мистеру Смиту,
— Вы знаете, кто это?
— Понятия не имею. Какой-то большой начальник.
— Не предлагали вам сотрудничества другого толка, помимо редактирования?
— Н-нет.
— А много он вам платит за работу?
— Тысяч шесть в месяц.
— Вы считаете, плата справедливая?
— Более чем справедливая.
— Вот именно — более. — Он встал. — Советуем вам найти другую работу.
— Хорошо, обязательно… Но мне, собственно, и не надо, я в аспирантуре.
— Вот именно. Приятно, что вы все поняли. Будьте здоровы.
— Мне можно идти? — удивился Храмов.
— С одним условием: о нашем разговоре никому не сообщать.
И все…
Анисим Михайлович вскоре был арестован и осужден. Чуть позже Храмову стало известно, что мистер Смит — матерый разведчик.
Храмов благодарил судьбу, что сам не попал в нехорошую историю, точнее, не судьбу, а того товарища, который беседовал с ним в приемной на Кузнецком. Но благодарил лишь до той поры, пока не улетучился страх. А потом начал ругать, и чем дальше, тем злее. Он горевал. Ничто не утешало его. Защита диссертации прошла отлично — ему никакой радости. Пригласили на работу в институт — он в запальчивости отказался. Ректор позвал его к себе в кабинет и смущенно взывал к его гражданской совести: мол, институт, а если быть точным, то государство через институт потратило на образование Храмова достаточно, чтобы ожидать от него какой-то отдачи. Храмов отвечал ректору, не выбирая выражений, и хлопнул дверью. Вызванный в партбюро, хотя и был беспартийный, он услышал более жесткие слова. Ему напомнили, что он получал сначала студенческую, а потом аспирантскую стипендию в течение девяти лет, положили перед его глазами вычисленную кем-то и записанную на бумажке сумму, в которую обошлось государству его обучение и которая составлялась из зарплаты преподавателей, стоимости оборудования и т. п. Ему уже тридцать два года, а он не работал ни часу…