— Разобрались. Съел язык! — Видно, глагол «разбираться» был опорным в лексиконе водителя.
— И ей скажи.
— Об-бязательно.
— Ну, тогда еще раз спасибо. Тебя как зовут?
— Саша. Александр Потапов.
— Будь здоров, Александр Потапов.
Еще через десять минут в управление явился старший лейтенант Антонов, вызвал машину, и они вдвоем повезли Уткина в городскую больницу.
Сделали и проявили снимки. Посмотрев их, хирурги посовещались, положили полусонного пациента на стол, упаковали его руку в нечто, состоящее из деревянных планок, проволочных сеток и бинтов и объявили, что раненый теперь вполне транспортабелен.
И лишь когда Уткин был приведен в порядок, Павел попросил хирургов посмотреть его плечо.
Хирург возмутился:
— Что же вы до сих пор молчали?!
— Да у меня пустяк.
Ему предложили раздеться до пояса и на левом плече увидели длинную узкую ссадину, которая совсем не кровоточила. Было такое впечатление, что Павел прислонился голой кожей к раскаленной струне.
— Чем это вас? — спросил хирург.
Павел достал из кармана пиджака пистолет-зажигалку с дульным отверстием, в которое могла войти только игла.
— Вот из этой штучки.
Хирург вздохнул, промыл царапину, смазал марлевую салфетку белой мазью, наложил ее на рану и заклеил пластырем. Затем, как ни отнекивался Павел, ему сделали антигангренозную и антистолбнячную инъекции и велели повторить антистолбнячную еще трижды в течение суток, как и Уткину. С тем и покинули больницу Павел, Уткин и Антонов.
Из кабинета Антонова Павел позвонил в Москву, Маркову, доложил о происшедшем. Выслушав, полковник помолчал немного и не очень-то одобрительно сказал:
— Молодец. — Еще помолчал и добавил: — Дуэлянт. Зачем до стрельбы доводил?
— Так ведь, Владимир Гаврилович, думал как лучше… — Но Марков перебил его:
— Ладно, обсудим на месте, когда доставишь сюда. Валуеву возьмите. Насчет остального — соображай сам.
— Слушаюсь, Владимир Гаврилович.
— Самолет будет у вас в восемь утра.
— Есть.
…Домну Поликарповну арестовал старший лейтенант Антонов, предварительно получив ордер на арест и обыск квартиры, для чего пришлось будить прокурора и везти его в прокуратуру, показывать ему заведенное на Валуеву дело. Арест она приняла спокойно, словно давно ждала этого.
Пока Антонов занимался своими делами, Павел попытался допросить Уткина, но безуспешно.
— Отстань, ничего я тебе не скажу, — заявил Уткин вялым голосом. Он все еще был как оглушенный.
Павел не испытывал удовлетворения от того, что свершилось. Наоборот, его донимала досада.
Конечно, он мог и не доводить до обмена выстрелами, если бы раньше, до поездки на 23-й километр, сумел понять, что Уткин его раскрыл. Но он этого не понял, не уловил момента. И в этом состояла его единственная, но очень большая ошибка, которую он себе никогда не простит, если даже простят старшие товарищи по работе.