А к неразумному ребенку императора вместо строгих милиционеров придут одетые в черные комбинезоны улыбающиеся «вразумляющие братья» из внутреннего контроля и спросят ласково: «Что же ты наделал родной? Ты своим непотребным поведением не себя — отца твоего оскорбил. Всех нас оскорбил, братьев твоих названных. Над любовью отца — императора к тебе, недостойному, посмеялся. Кайся брат, и готовься к заслуженной епитимии». Соберут Тройку Семейного Трибунала и влепят епитимию, да такую, что мало не покажется. Вплоть до пожизненного покаяния в подземной камере-одиночке предусмотренного за особо тяжкие провинности. К которым для «сыновей» и «дочерей» относятся не только тяжелые по меркам гражданского УК статьи вроде убийства, но и «воровство в крупных размерах», и «неспровоцированное насилие над заведомо слабым и невинным», и вообще любой «вопиющий урон чести». Кому много дадено, с того много и спросится. И такие строгости в мирное время. Если же сын императора дрогнет в бою или предаст товарищей, то лучше бы ему на свет не рождаться. Впрочем, о таких случаях Илья не слышал. Может, их и вовсе не было, а может их не стали делать достоянием общественности. Кто знает точно? Так, только слухи всякие нехорошие среди курсантов ходят…
После присяги был торжественный обед. От обычного он отличался лишь тем, что им с Машей по традиции налили по сто граммов «вересковой слезы», а на десерт свежеиспеченным детям императора был подан торт, которым они, отрезав первыми по большому куску, поделились с остальными курсантами. Это был первый в череде подобных обедов — за предстоящие два недели всему пополнению факультета предстояло получить своих симпантов и пройти через присягу.
Затем курсантам отводилось полчаса личного времени, которое прошедшим инициацию настоятельно рекомендовалось потратить на посещение своих симпантов, и начинался вечерний блок занятий.
Илья не успел оглянуться, как прошли две недели. Каждый день был заполнен до предела. Симпанты почти не доставляли проблем и росли с потрясающей скоростью. Через две недели после рождения они уже садились в своих кроватках и вовсю «агукали», пытаясь общаться с Ильей и друг с другом. Получалось пока не очень, но прогресс день от дня был просто разительный. Уже начали проявляться индивидуальные черты характера: самой активной была маленькая хулиганка, названная Карри (банку с именно этой приправой Илья уронил себе в суп, когда она внезапно громко заорала за спиной). Причем сделала это из самых хулиганских на взгляд курсанта побуждений. Очень уж ощущалась по-детски непосредственная волна радости от того, что «папка» вздрогнул всем телом и упустил банку. Малышка Лода, была более рассудительной и спокойной и, похоже, от рождения намеревалась стать «настоящей леди» — аккуратная, даже немного манерная (вообще-то младенца трудно назвать «манерным», но Лода ухитрилась проявить это свойство характера уже на первом месяце жизни) и просто обожающая чужое внимание.