— Ты кто таков? — спросил его Матвей Петрович.
Большие, с красными прожилками на белках глаза незнакомца засверкали, показалось даже, что из них искры посыпались, он шагнул к печке, протянул к теплу руки в меховых рукавицах и быстро-быстро заговорил, срываясь на радостный крик:
— Вижу! Все вижу! Я теперь сам найду, знаю, где искать! Я пошел! — Он развернулся, направился к порогу избушки, но Гриня проворно заступил ему дорогу и остановил, крепко ухватив за плечи.
Человек вскинул на него сверкающие глаза, попытался вырваться, но Гриня держал крепко. Тогда он обмяк под его сильными руками, съежился, будто стал еще меньше, прошел к столу, сел на чурку и мгновенно уснул.
— Говори, кто таков? — Матвей Петрович склонился над ним, заглянул в лицо и отшатнулся, будто его палкой ударили.
— Ты чего, дед? — подскочил к нему Гриня. — Худо тебе?
— Погоди, погоди, — отмахнулся Матвей Петрович, — погоди, Гриня, дай в себя приду.
— Да чего случилось-то?
— А вот то и случилось… Не думал, не гадал, что таким макаром аукнется… Ладно, не трогай его, пусть спит. А ты мне расскажи — как его сюда доставил, какие вести из города привез?
Гриня обстоятельно и толково доложил деду обо всем, что случилось в городе. Матвей Петрович слушал его, кивал головой, будто соглашался с тем, что говорил ему внук, а когда выслушал, вынес свое решение:
— Значит, так сделаем… Ты езжай домой, скажи там, чтобы скоро меня не ждали, а я здесь останусь. Дня через два наведайся, харчей прихвати да поглядывай там, в деревне, чужие люди появятся или нет?
— Дед, боязно мне оставлять тебя с этим малахольным, мало ли что на уме у него!
— Что у него на уме, я знаю. Не бойся. Делай, как велю.
— Ну, смотри. Может, я пораньше, завтра приеду?
— Завтра не приезжай. Через два дня. А теперь положи его на лавку, пусть спит.
Гриня, уже ничему не удивляясь и даже ни о чем не расспрашивая деда, перенес странного человека на лавку, уложил и, подбросив дров в печку, вышел из избушки. Матвей Петрович, провожая его, долго смотрел вслед, пока подвода не исчезла за дальними тополями. Постоял еще и нехотя потянул на себя старенькую скрипучую дверь избушки. Вошел, придвинул чурку поближе к лавке и склонился над спящим человеком, внимательно разглядывая его при тусклом свете, падавшем из маленького оконца. Протянул руку, приподнял растрепанные волосы с густой проседью и увидел у него на лбу тоненький, извилистый шрам. «Моя метка… Как тавро на лошади поставил, до самой смерти носить будет…»
Вздохнул, перекрестился и вслух произнес:
— Приходи теперь, вместе полюбуемся…