Закончилось же все быстро и просто. Забелин отвернул голову, сплюнул на пол тягучую слюну, закашлялся, прочищая горло, и наконец заговорил:
— Выродок твой подслушал. Значит, специально подослан был. Так?
— Какая тебе разница? — отозвался Скорняков. — Ты рассказывай, рассказывай, заодно и душу облегчишь, может, и покаешься.
— Вы же не попы, чтобы перед вами каяться, — усмехнулся Забелин, — а рассказать — расскажу. Но только при одном условии — дайте мне слово, что живым отсюда выпустите.
— А зачем нам убивать тебя, когда ты все расскажешь? — рассудительно удивился Скорняков. — Нам лишний грех на души не нужен.
— Тебе, может, и не нужен, а вот господину Гиацинтову… У него ко мне давняя претензия, я ему…
— Дуэль! — громко прервал его Гиацинтов. — А там — кому повезет…
— Нет, такое условие мне не подходит, я же знаю, как ты стреляешь! Да и дуэль, Владимир Игнатьевич, — так старо и пошло… Просто дай слово — оставлю в живых. И все. Больше мне ничего не нужно. Я твоему слову поверю. Заодно о Вареньке Нагорной расскажу. Неужели она этого не стоит?
Гиацинтов, испытывая неодолимое желание вцепиться Забелину в глотку и задушить его, продолжал стоять, прислонившись к стене, и ясно понимал: ради Вари он пойдет на все, даже оставит в живых мерзавца. Кивнул головой:
— Хорошо. Согласен. Даю честное слово.
— Тогда слушайте. Только дайте сначала воды глотнуть…
…Приземистая и выносливая лошадка сибирской породы испуганно пригнула уши и как будто просела под своим седоком, сбившись с равномерной рыси, когда оглушительно, разом, взорвался ружейный грохот — столь плотный, что больно ударил в барабанные перепонки. Забелин привстал на стременах, оглянулся и увидел поверх низких кустов, как поднялись густые цепи японской пехоты. Когда увидел, подстегнул лошадку, и та, одолев неожиданный испуг, бойко пошла вперед. Осталось позади подножие горного хребта, голое, как колено, осталась позади команда охотников Забайкальского полка, и самое главное — остался ненавистный Гиацинтов, к которому теперь неумолимо приближались японцы.
— Вот и геройствуй, покажи свою прыть! — сквозь зубы бормотал Забелин и продолжал торопить лошадку, стараясь поскорее и как можно дальше отъехать от опасного места. Душа его ликовала. Человек, которому он всегда завидовал до сердечной боли и зубовного скрежета, человек, которого он ненавидел, исчезнет через считаные минуты из этого мира, и он, Константин Забелин, возвысится в собственных глазах, зауважает самого себя, избавится наконец-то от съедающего его чувства неполноценности. Это чувство зародилось в нем еще со времени поступления в университет, разрасталось в последующие годы и захлестнуло без остатка, когда появилась Варвара Нагорная. Ну как же так? Одному дано все, а другому — ничего! Забелин и на войну пошел только из-за этого чувства, надеялся, что станет героем и сможет возвыситься над Гиацинтовым. Но ничего из этих мечтаний не вышло — он сразу же понял, что никакой храбрости у него и в помине нет, что собственную жизнь он никогда не разменяет на славу, даже самую лучезарную.