А вот свести счеты с Гиацинтовым — сможет. И когда выпал, как козырная карта, удобный случай, он его не упустил.
Лошадка послушно продолжала свой бойкий ход, и Забелин теперь уже не оглядывался назад. Он смотрел вперед.
И откуда он мог знать в эту счастливую минуту, что Гиацинтов вырвется из смертельной ловушки и даже сможет добраться до своих?!
А он выжил и добрался.
Когда командир полка назначил служебное расследование, Забелин вспомнил, что в университет он собирался поступать на медицинский факультет и даже почитывал учебники, вспомнил, как интересовали его нервные болезни, и симулировать сумасшествие для него не составило большого труда. Жить захочешь — и сумасшедшим притворишься.
Оказавшись в скорбном доме, он нисколько не отчаялся, надеясь, что в скором времени сможет отсюда выбраться. От скуки и однообразия жизни стал наблюдать за несчастными, которые его окружали, и скоро, удивляясь самому себе, понял, что занятие это весьма интересное. Он начал вступать в разговоры, иногда, сквозь невнятное бормотание, ему удавалось прочитывать причудливые судьбы, и это его искренне забавляло, скрашивая серые дни. Так продолжалось до встречи с Феодосием, который сначала удивил, а затем поразил своим даром. Убедившись в верности его предсказаний, Забелин не раздумывал, он сразу понял, что сулит ему, если Феодосий окажется в его полной, неограниченной власти. И принялся обхаживать необычного обитателя скорбного дома, как несговорчивую невесту, — ни на шаг не отходил. Через несколько месяцев Феодосий неотступно следовал за ним, словно привязанный, и преданно заглядывал в глаза: даже поврежденный в разуме всегда ищет человека, который бы его пожалел и выслушал.
Ушли они из скорбного дома тихо и до смешного просто: залезли в две большие параши, которые были не до конца заполнены, задвинули над головами тяжелые скользкие крышки, и вынесли их в этих парашах за высокий забор, поставили на деревянный помост, к которому должен был подъехать золотарь[21] и отвезти дерьмо в выгребную яму. Золотарь, как всегда, опаздывал, носильщики его дожидаться не стали и ушли, сердито рассуждая между собой, что пусть он теперь в одиночку вонючий груз ворочает.
Выскользнуть на волю оказалось делом одной минуты. Добрались до ближайшего ручья, долго отмывались и отстирывали одежду, но от дурного запаха так и не избавились, и дальше пошли, благоухая едва ли не на версту.
Пошли они в Москву.
Именно там, в Москве, рассчитывал Забелин, легче всего будет затеряться и осуществить задуманное.
Питались редкими подаяниями, спали где придется, благо время стояло летнее, и Забелин видел, как его спутник, избавившись от неволи, становится веселее и разговорчивее. То и дело засовывая травинку или полевой цветочек в нос, Феодосий громко чихал, счастливо улыбался, глядя на солнышко, и, прочихавшись, начинал говорить, сразу обо всем: о том, что видел вокруг, и о том, что ему видится и грезится временами, помимо его воли и усилий. Забелин внимательно слушал, никогда не прерывая, а услышанное раскладывал по полочкам, и порою ему казалось, что он знает теперь Феодосия, как самого себя. «Да это же клад, настоящий клад! — думал он, захлебываясь от восторга. — Иметь в своей власти человека, который может предугадывать будущее! Правильно управлять им — и горы сдвинутся!»