Прочитывал похоронку Семен Кирьяныч уже не в первый раз — третий день таскал ее в кармане. Прочитывал, складывал и снова засовывал в карман. «Как град прошел, повыбивало. Кто работать будет? Как в прорву, нажитое вылетело. Всю пашню запустили».
Нынешней осенью такие мысли стали наведываться к нему все чаще. МТС развалилась. В районе поговаривали, что придется ее ликвидировать или объединить с другой. Тракторы выходили из строя, и уже никакими силами восстановить их было нельзя, а которые работали, то, как говорится, на честном слове. Бабы калечились. Вчера отвезли в больницу Настю Ветелину. Сунулась в мотор, не побереглась — косы из-под платка упали, и их замотало. Вспомнил о ней и передернул плечами.
Прицепщица, с которой Настя работала, со страху убежала куда-то, и ее не могли найти. Сегодня утром послал за прицепщицей и ждал, когда она явится.
«Вот так. Настя в больнице, трактор стоит, Серафиме похоронку отдай — еще один на день встанет, потом хоть плачь. А слезам нынче никто не верит».
Сдвинул в сторону счеты и взялся за амбарную книгу.
В это самое время и пришла учительница Дольская в своем длиннополом пальто, в беретике и в ботинках. Дольская была из эвакуированных, вот уже второй год ходила в этом наряде, и журавлихинские собаки никак не хотели его принимать, встречали и провожали ее отчаянным лаем.
— Семен Кирьяныч, я к вам.
— Погодь.
Он увидел на крыльце Настину прицепщицу и поманил пальцем.
— Ну-ка иди.
Та шагнула через порог и встала.
— Рассказывай. Только не ври, по порядку.
Девчушка переступила с ноги на ногу и повернулась к Дольской, словно спрашивала, как рассказывать.
— Что, язык проглотила? Молчишь.
— Да нет, я… — она вздохнула и захлопала глазами, пальцами все перебирала поясок застиранного платья. — Я… выехали мы утром, пахать начали. А тут мотор, не знаю даже, заглох. Ну, Настя ремонтировать давай, потом заводить начали. Мыкались, мыкались, а он молчит, мотор. А я это заводила. Завели. Настя говорит, что подправить там кого-то надо, залезла, наклонилась от так вот, руками туда. Ветерок дунул, и подол полетел, да в мотор прямо замотало. Она заревела, уперлась, я хотела сдернуть и подол вырвала, а у нее ноги соскользнули и головой, косами туда же, опять… Треск только…
Тут девчушка осеклась и снова захлопала глазами.
— А чего убежала?
— Забоялась. Я и сейчас боюсь.
— Иди.
— А?
— Иди, говорю, к трактору. Работать надо. Жди тракториста.
Она растерянно уставилась на него и спиной попятилась к двери, не переставая перебирать пальцами поясок. И вдруг на испуганном лице мелькнула решимость, но Семен Кирьяныч опередил, догадавшись, что она может сказать: