— Вынужден разочаровать, свободных номеров в наличности не имеется.
— Да мне другое… — замялся Гриня, — мне номера не нужны…
Господин поднял голову. Лицо у него было сухонькое, птичье, как будто скукоженное, а маленькие, острые глазки смотрели цепко и умно. Кивнул:
— Понимаю. Кого разыскиваете?
— Мне вот… Здесь пропечатано…
Гриня расстегнул полушубок, высвободил из штанов подол рубахи, где на изнанке был пришит просторный карман. Из кармана вытащил газету, сложенную в осьмушку, развернул ее и положил на конторку, ткнул пальцем:
— Вот… Тут пропечатано…
Господин брезгливо сморщился, глядя на изжульканный газетный лист, но изволил взглянуть на указанное объявление и даже вслух его прочитал:
— Коммивояжерам крупной московской компании требуются для постоянных разъездов на разные расстояния извозчики, трезвые и аккуратные. Оплата честная. Обращаться в меблированные номера Сигизмундова, в первой половине дня. Спросить Кулинича.
Прочитав, господин вздернул маленькую головку, цепко и быстро окинул Гриню острым взглядом и вскинул сухонькую руку:
— По левой стороне четвертая дверь. Ступайте и обрящете.
Гриня пошел по коридору. Вот и четвертая дверь по левой стороне. Старая голубенькая краска давно отщелкнулась, железная ручка болтается на одном гвоздике. Он громко постучал, отчего железная ручка звякнула, а дверь сама собой распахнулась.
В большой и просторной комнате стоял посредине узкий и длинный стол, заставленный винными бутылками и тарелками со снедью, а за столом сидели двое мужчин и одна женщина, которая курила длинную папиросу и пускала в потолок ровненькие колечки дыма. Гриня в первый раз увидел, что баба курит папиросу, и от удивления даже замер, разглядывая во все глаза, как она это делает.
— Вас, молодой человек, папенька с маменькой разве не учили, что после стука нужно дождаться разрешения, а уже после этого — входить? И обязательно здороваться. — Женщина стряхнула пепел прямо на стол и вздохнула: — Ну, рассказывай — какая нужда привела?
— Здравствуйте, — Гриня стащил с головы шапку и кивнул, как будто поклонился. — А дверь сама открылась, я и спросить не успел, извиняйте. А пришел… вот! Пропечатано тут…
— Пропечатано, говоришь… Тогда давай, почитаем, что там пропечатано. — Один из мужчин поднялся из-за стола, и оказалось, что он очень высокого роста, худой и поджарый; на узком, будто приплюснутом лице, тщательно выбритом до синевы, ярко светились черные, как затухающие угли, глаза.
Он взял газетный лист, мельком глянул на него и вернул Грине. Спросил:
— А ты не сообразил, что газета почти месячной давности? За это время уже и помереть можно, а ты на работу пришел наниматься!