Я не был уверен, что Буссаров обрадует встреча со мной. Ведь я был единственным свидетелем того, что, безусловно, составляло трагедию их жизни. Однако любопытство пересилило, и я принял приглашение.
Неужели я так сильно изменился за время войны и всех ее невзгод? Буссары сначала меня не узнали. Я направился прямо к ним, но так как они глядели на хозяйку дома с вежливым недоумением, как бы прося объяснений, она назвала мою фамилию. Замкнутое лицо губернатора просияло, жена его улыбнулась.
-- Как же,--сказала она.-- Вы ведь приезжали к нам в Африку?
(91)
За столом она оказалась моей соседкой. Точно ступая по льду, я осторожно прокладывал себе дорогу среди ее воспоминаний. Видя, что она охотно и безмятежно поддерживает разговор, я отважился напомнить ей наш полет во время урагана.
-- Ах, правда,--сказала она.--Вы ведь тоже участвовали в этой безумной экспедиции... Ну и приключение! Чудо, что мы уцелели.
Она на мгновение умолкла, потому что ей подали очередное блюдо, а потом продолжала самым естественным тоном:
-- Стало быть, вы должны помнить Анжелини... Вы знаете, что он, бедняжка, убит?
-- Нет, я не знал... В эту войну?
-- Да, в Италии... Он командовал дивизией под Монте Кассино и не вернулся с поля боя... Очень жаль, ему пророчили блестящее будущее. Мой муж его очень ценил...
Я озадаченно глядел на нее, гадая, понимает ли она, в какое изумление повергли меня ее последние слова. Но вид у нее был самый невинный, держалась она непринужденно и казалась опечаленной ровно настолько, насколько это принято, когда говоришь о смерти постороннего человека. И тогда я понял, что маска была водворена на место и так прочно приросла к лицу, что стала второй кожей. Жизель забыла, что я все знал.
(92)
______________________________________________________________________
Рождение знаменитости
Художник Пьер Душ заканчивал натюрморт--цветы в аптечной склянке и баклажаны на блюде,-- когда в мастерскую вошел писатель Поль-Эмиль Глэз. Несколько минут Глэз смотрел, как работает его друг, затем решительно произнес:
-- Нет!
Оторвавшись от баклажанов, художник удивленно поднял голову.
-- Нет,--повторил Глэз.--Нет! Так ты никогда не добьешься успеха. Мастерство у тебя есть, и талант, и честность. Но искусство твое слишком обыденно, старина. Оно не кричит, не лезет в глаза. В Салоне, где выставлено пять тысяч картин, твои картины не привлекут сонного посетителя... Нет, Пьер Душ, успеха тебе не добиться. А жаль.
-- Но почему?--вздохнул честный малый.--Я пишу то, чю вижу. Стараюсь выразить то, что чувствую.