— Вот паразит старый… Ну и па-ра-зи-ит… Ох-хо-хо-хо-хо-о-о… Люшеньки…
— Перестань, мама, ты не понимаешь, что говоришь. Меру тоже надо знать, — остановила Татьяну дочь.
«Ага, — подумал Степан. — Доченька-то не потеряла разум. Не все, знать, в тебе перевернулось. Добро…»
Прошло дней десять, и в дом Беловых буквально влетел зять Курицин. Подступил с перекошенной от злобы физиономией, водя перед лицом Степана зажатой в руке газетой:
— Ты че это, батя, делаешь? Ты кого вздумал топить? Родного зятя — мужа твоей дочери и отца твоего внука? Да я ж тебя… Я ж…
— Ты мне, фронтовику, угрожать вздумал?.. — в свою очередь медленно пошел на зятя Белов. — Да я тебя отстрелю, как бешеную собаку…
Глаза его заблестели той бесшабашной отвагой, какой сверкали в давние годы молодости.
— Даче ж это деится!.. — всплескивала руками ставшая промеж них Татьяна. — Вы че эт удумали, ошалелые?
Толкнула в грудь зятя, и стоявший в напряженной позе Виктор пошатнулся, едва удержавшись на ногах.
— И ты, тещенька, туда же? — взвизгнул Курицин. — Вот Бог послал родственничков…
Крикнул находящейся здесь же супруге, которая пока что молча наблюдала за разыгравшейся перед нею сценой:
— Собирайся! Ноги здесь нашей больше не будет!..
— Я у себя дома, а ты — иди, — спокойно, с холодной усмешкой отозвалась Люба. — «Жигули» только не трогай — своими ногами иди. Отец деньги на машину, между прочим, тяжелым трудом заработал в той тайге, которую ты сейчас уничтожаешь.
Зять хлопнул дверью и вылетел на улицу. Однако тут же вернулся, крикнул сорвавшимся голосом:
— Меня из-за вас на бюро райкома вызывают!..
— Иди-иди… — замахала на него руками Татьяна. — Старик слов на ветер не бросат, в сам дели пристрелит…
В газете, которой махал Курицин, была напечатана статья под названием: «Народное достояние — под угрозой». Говорилось же в ней вот что:
«Понятна боль старейшего жителя поселка Ануфриево, Героя Советского Союза, пенсионера республиканского значения Степана Афанасьевича Белова. Смолоду он влюбился в удивительные присаянские места, затем бился с фашистами за эту благодатную Сибирскую землю, работал после войны возчиком на леддорогах, потом лесорубом и последние двадцать лет — в кузнице леспромхоза. А как только выдавались свободные деньки, уходил к себе в именную таежку, где много лет, из года в год заготавливал кедровую шишку. И вот сейчас эти уникальные кедровые леса уничтожаются лесозаготовками. Уничтожаются варварски, без соблюдения правил лесозаготовок — только бы побольше древесины дать сверх плана. Зачем, во имя чего? — непонятно. И, как говорит Белов, даже в войну и после нее кедровые леса при заготовках обходили стороной, потому что понимали — кедр питает в тайге все живое, а ценность кедрового дерева многогранна и воистину невосполнима. Это наше общее национальное достояние, и сегодня оно под угрозой полного уничтожения».