— И верно, крепенькая избушка. Халявная… — невесело усмехнулся и по своему обыкновению сплюнул.
Осозналось вдруг и то, что теперь надо будет жить как-то иначе. Как-то не так, как жил до этого. И не зять тому причина, хотя, может быть, и он вместе с любимой дочерью Любашей.
«Не-эт, — думал Степан. — Эти не будут жить иначе. Эти всюду расположатся хозяевами и пойдут далеко. По-ой-ду-ут…»
В мыслях его отношение к зятю и дочери вдруг связалось с происходящим в лесосеках.
«А вить будет еще хуже. Еще больше наворотят безобразий. Эти — разбойнички, почище Соловья-разбойника из сказки будут. Тот хоть не сходя с места свистел, а эти в самую глухомань попрутся. В самую сердцевину тайги врежутся. Ничего не пожалеют. Никого не пощадят. Недаром в райкоме два года обкатывался. Такой же опричник, как и все прочие чиновные людишки».
Встали в памяти вздыбленные картины лесосек, заваленная отходами территория нижнего склада, ухабистые, с глубокими колеями лесовозные дороги с разваленными по обе стороны корневищами кедров. Все, что видел в поездках с мужиками на место их работы и чему не мог дать названия, ибо никак не укладывалось в его сознании, что разор этот могли произвести все те же знакомые ему мужики, собирающиеся в кузне для душевного разговора.
Прозрение запоздало на полтора десятка лет, пока выяснял отношения с Татьяной, растил детей и не мог понять, что и Татьяна, и дети, и знакомые мужики давно преобразовались для зла. И не будет пощады земле. Не будет, ежели никто не встанет на ее защиту.
Теперь Степан каждое утро поднимался, как на работу. Одевался, шел задать сена корове, по давно заведенной привычке разметал снег, потом завтракал, прихватывал рюкзачишко и уходил к конторе лесопункта, откуда вместе с рабочими ехал в лесосеку.
Поначалу мужики недоумевали, пробовали подшучивать над «Афанасьичем», но сказывалось прежнее уважительное к нему отношение, и вскоре вопросы угасли сами собой.
Лес брали уже в километрах трех от его таежки, брали без всякого разбора, сваливая заодно и кедрач. Степан обходил места выработки, осматривал пни, брошенные хлысты, вынимал купленную во время поездки в райцентр записную книжку, ставил в ней понятные только ему завитушки букв и цифр.
А однажды утром приоделся в выходной пиджак, на котором прикреплена была звезда героя, пошел на автобусную остановку, сел и поехал в райцентр. В райцентре путь его лежал в редакцию местной газеты «Путь Ильича».
Молодой корреспондент слушал внимательно, но в то же время как бы недоверчиво. И к такому приему Степан был готов, потому попросил позволения снять куртку. Звездочка на пиджаке возымела действие. Кроме того, Белов выложил перед корреспондентом сверток, в котором были удостоверения на ордена, медали, трудовая книжка, в которой значилась всего одна запись. И пока тот что-то для себя переписывал, Степан смог приглядеться к собеседнику.