Петухов первым понял, что они заблудились. Он хорошо запомнил ребристую сопку с обнаженными каменистыми жилами густо-ржавого цвета. Когда рота, проделав неведомый круг по степи, возвратилась опять к этой же сопке, Петухов сказал Егорову:
— Товарищ лейтенант, мы здесь уже были полчаса тому назад.
У Егорова пока и мысли не возникало, что они сбились с пути, и он удивленно посмотрел на политрука.
— А по-твоему, Василий Ефимыч, в каком направлении падь Ченчальтюй? — помолчав, спросил Егоров.
Петухов махнул рукой влево от сопки, возле которой они сейчас стояли.
— Ну, брат, ты загибаешь. Падь Ченчальтюй, по-моему, там. — Егоров вытянул руку почти в противоположном направлении.
Они стали припоминать, какие им сопки встречались на пути, но уже через минуту выяснилось, что, по мнению Егорова, все эти сопки находятся влево от них, а по мнению Петухова — вправо.
Егоров раскрыл полевую сумку, полез за компасом и картой. Бойцы, собравшись повзводно, стояли, курили, не подозревая о разговоре, происходившем у комроты с политруком. Но ветер с каждой минутой усиливался и прохватывал теперь до костей. Без движения можно было скоро окоченеть.
— Да в чем дело-то? Почему остановились? — обеспокоенно заговорили бойцы.
Но тут все увидели, что комроты и политрук рассматривают карту, и догадались, что они ищут кратчайший путь. Сам собою возник разговор: где же, в какой стороне лежит желанная падь Ченчальтюй. И вдруг обнаружилось, что все думают об этом по-разному. Поднялся спор, галдеж.
— Позамерзаем, братки, как собаки! А, спрашивается, зачем вели? По степи побегать?!
«Чей это такой загробный голос? — подумал Егоров, подходя к бойцам. — Соловей! Что он — с ума сошел? Да не ослышался ли я? Нет, он…» Егоров так привык считать сержанта образцовым воином, что никак не хотел верить, что все эти слова произносит он.
— Кто там раскаркался? А ну-ка, замолчи! — свирепо закричал Егоров.
Соловей, однако, не замолчал. Он возвысил голос и загнусил еще отвратительнее:
— Позамерзаем, братки, ой, позамерзаем!
— Да ты что, Соловей, блажишь или всерьез? — прикрикнул Егоров.
Соловей захохотал раскатисто, громко, сказал:
— Разыгрываю, товарищ лейтенант, тех, у кого уже поджилки дрожат. Есть ведь и такие! Помалкивают только.