Клейтон напрягся.
— Какое зло?
Старик долго молчал, и Слейтер уже решил, что не дождется ответа.
— Ее мать умерла, когда Хоуп было только пять лет, — наконец сказал Бродерик.
— Я знаю. Мне… очень жаль.
— А потом я работал как вол. Пришлось. Работа была для меня всем. Всем, — с горечью добавил он. — Я пользовался ею, чтобы забыть про свою боль, но заодно забыл о боли собственной дочери. Меня заботило только одно: чтобы она не оставалась без присмотра.
Клейтон тяжело вздохнул.
— Да, наверное, для нее это было трудное время, да и для вас тоже.
— Я пренебрегал своими отцовскими обязанностями…
Ничего удивительного, что она выросла такой независимой.
— Она смотрит на это по-другому.
— Я был эгоистом. Я работал с утра до поздней ночи и не позволял себе думать ни о чем другом.
Клейтону переставал нравиться этот разговор.
— А Хоуп?
— Я оставлял ее на попечении совсем посторонних людей, — хрипло признался старик.
— Посторонних?
— Да.
Тут Бродерик умолк. При мысли о том, чем это могло кончиться, у Клейтона побежали по спине мурашки.
— Няни одна за другой увольнялись, — пробормотал его будущий тесть. — Жаловались на слишком долгий рабочий день. Я нанимал следующую и забывал об этом. Так было проще. Если я слишком много думал о ней, слишком часто видел, боль и скорбь возвращались. Хоуп — вылитая мать, — со вздохом прошептал он. Бродерик немного помолчал. — Кончилось тем, что я стал брать на место уволившихся нянек первых попавшихся и даже не требовал рекомендаций.
В голосе старика звучала горечь, и у Клейтона сжалось сердце.
— Что же случилось с Хоуп? — повторил он.
— Одну няньку я нанял по телефону, даже не удосужившись посмотреть на нее.
Бродерик говорил очень тихо, голос его дрожал, наверное, от отвращения к самому себе, но Клейтон не чувствовал к нему жалости. У него самого стоял комок в горле.
— Говорите, черт побери!
— Она била Хоуп. Била по любому поводу. Кулаком по ушам, — с трудом выжал из себя старик. — Вот почему Хоуп не слышит… Это моя вина.
Клейтон не знал, сколько времени он просидел за компьютером, тупо глядя на экран.
Бедняжка Хоуп! Его сердце разрывалось от боли и сочувствия.
Он очнулся от негромкого поскуливания. В ладонь ткнулся холодный мокрый нос. Слейтер раскинул руки, и большая черная собака тут же прыгнула к нему на колени. Он вскрикнул от боли в ребрах, но обвил Молли руками и крепко обнял.
Однако перед глазами по-прежнему стоял образ маленькой, беспомощной, обиженной Хоуп.
— Молли, — хрипло прошептал он. — Как она страдала… Даже думать об этом страшно.
Молли тихонько заскулила и лизнула его в лицо. А затем, почуяв соль на щеках, начала лизать снова и снова. Клейтон закрыл глаза и не стал отгонять ее. Впервые за много лет он обратился к животному за любовью и утешением. Это было приятно.