зависть, и это не очень приятно, но так будут реагировать все. Привыкаем. Роберту я могу,
должна рассказать все так, как оно было в действительности. Потому что он друг и обидится,
если утаю.
— Около полутора месяцев назад меня приглашал к ним Монацелли. Но я ему отказала. —
Клегг, кажется, давится снова. Я участливо стучу его по спине, представляя, что сделает со
мной Мадлен, если ее муж умрет здесь из-за известий о моем недавнем прошлом. Наконец,
Клегг вытирает платочком уголки глаз и смотрит на меня. Даже хочет что-то сказать, но
задыхается, снова кашляет. И пока он не в состоянии высказать мне все, что думает по поводу
моего идиотизма, я продолжаю. — Я отказала ему из-за Картера. А потом Картер сам стал
сеньором Хакером и сделал мне предложение, от которого я не смогла отказаться. И вот тебе я,
первая Бабочка Шона Картера. Ты только не умирай, Роб…
— Я стою и молюсь, чтобы эти белые вихры мне померещились, — громко говорит Хелен
Амберт из-за моей спины. И весь кафетерий на нас оборачивается. Вот уж без кого бы моя
жизнь в Сиднее точно стала лучше. Но разве в университете Шона Картера может не быть
подлянки размером с одно непомерно раздутое эго? Да это же меньшее из зол! — В двадцать
твое увлечение перекисью водорода казалось по-детски милым, Конелл, но в двадцать шесть —
явный пережиток.
— Присаживайся, Хелен, может, полегчает, — так же громко отвечаю я. Теперь
заинтересованы даже те, кто раньше не обращал на нас внимания. — Преподаешь, значит?
— Ага, на кафедре Картера, — улыбается она так, будто это достижение равносильно
покорению Эвереста. У нее всегда были странные представления о жизни.
— Сочувствую, — поднимаю я бровь. Считать, что работать на Шона и рядом с Шоном —
предел мечтаний, может только мазохистка.
И, словно неведомым образом нас услышав, в кафетерий входит Картер.
— Конелл, ты что тут делаешь? Предполагается, что в первый рабочий день люди приходят
к начальству и подписывают необходимые бумаги.
— Привет, Картер. — Говорю я, безуспешно пытаясь подавить нелепую радостную улыбку.
Ну, или хотя бы превратить ее в ядовитую, потому что убираться с моего лица она явно не
собирается. — А я думала, что это совсем не обязательно. Ты же не спрашивал, стану ли я тут
работать, приказал и все. Неужели с бумагами так не работает? Рявкнул — подписались. Нет?
Не выходит?
Разумеется, Шон не улыбается моей шутке, однако соревнование за титул самого ехидного