преподавателя кампуса поддерживает:
— Как отдохнула, Джоанна, хорошо? Матушка тебя в ванильный сироп не закатала? —
Остается только поморщиться. Он при Хелен и студентах говорит о моей маме. Это удар ниже
пояса, придурок!
— Как видишь, нет, — огрызаюсь я. Ну вот и все, проблема улыбки сама разрешилась.
— И, пожалуйста, сделай вид, что не знаком с моими родителями, только так мы сможем
нормально существовать в стенах этого университета.
— О Боже, Ханна, ты нездорова?! — вместо того, чтобы пойти на мировую, восклицает он,
удивительно точно подражая интонациям и акценту моей мамы.
— Не смей трогать моих родителей! — забыв об остатках вежливости рычу я. — Они в
Ньюкасле, глаза тебе не мозолят. Отвали от них и вернись к своим компьютерам.
Шон на мои слова не реагирует. Просто бросает на стол газету, чуть не опрокидывая при
этом мой кофе. Раздраженно беру ее и замираю, там на первой странице во всю полосу
заголовок: «Задержание сеньора Хакера прошло роскошно». И мое фото рядом с Монацелли,
где последний уже в наручниках. Супер! Прическа запечатлена навеки.
— Почитываешь желтые газетенки, Картер? — вот и все, что я могу сказать, видя себя на
первой полосе. От текста, который сопровождает не меньше десятка фотографий, главными
действующими лицами которых являемся мы с Манфредром, меня откровенно тошнит.
— Да я уже какие только не читал, но самые шикарные ракурсы именно в этом издании.
Подумал, ты оценишь.
— И самый гадкий текст я тоже оценила, — фыркаю я.
— Не думаю, что его хоть кто-то читал. На фоне картинок он просто меркнет. Браво! Ты не
зря вылила на себя цистерну лака для волос.
— О! Смотри, Картер, да у нас спустя семь лет появилась первая совместная фотка.
Прогресс-то какой! — фыркаю я, а затем кладу газету на стол и аккуратно пристраиваю
стаканчик с кофе на нос напечатанного Шона. Реальная версия раздраженно фыркает.
— Бумаги, — напоминает он. — И через двадцать три минуты у тебя первая лекция.
Советую поспешить.
В кабинете Картера новые жалюзи и компьютер. Все остальное словно застыло во времени.
Сижу в кресле напротив стола Шона и читаю бумаги. Зачем я это делаю? Интима, вроде, не
наблюдается, а договор о добровольной продаже души я подписала еще в Риме.
— Все? — спрашиваю я, возвращая Картеру подписанные документы.
— Вот держи. Это учебный план. Можешь его выбросить самостоятельно. Толку от него
никакого. Все, иди отсюда.
Хм, а может преподавание — не так уж и плохо? Вдруг мне по-настоящему понравится