– Но между вами определенно что-то было, – настаивала Лаура.
– Да, – помедлив, признался Антонио. – Что-то было. Но больше нет.
– Ты влюблен в нее?
– А кажется, что я в нее влюблен?
– Вообще-то нет. Но ты странно ведешь себя с тех пор, как мы повстречали ее. Стал таким рассеянным.
Сестра всегда видела его насквозь. Так было еще в детстве – Антонио никогда ничего не мог утаить от нее.
– Я после аварии сам не свой, – заявил он.
На самом деле это было не вполне так. Как и обещал доктор де Баррос, воспоминания восстановились. Все началось с обрывочных образов и ассоциаций, как в тот день, когда за окном пролетела чайка. Потом запах духов пробудил в нем воспоминание о вечеринке в доме его подруги. А затем вдруг вернулись они все: образы, впечатления, запахи и звуки, все переживания двух утраченных недель.
Собственно, это стало для Антонио разочарованием. Он чувствовал себя, будто ребенок, который открывает огромную коробку с подарком, обнаруживает внутри коробку поменьше и так далее, и так далее, пока в последней малюсенькой коробочке ничего не находит. Он втайне надеялся, что среди этих воспоминаний будет что-то чудесное, например, еще одна встреча с Аной Каролиной. Но ничего подобного. В те две недели он много работал, готовился к долгому перелету. Кроме обеда с семьей и вечеринки у подруги, ничего примечательного не произошло. Правда, теперь он знал причину аварии, в остальном же воспоминания ему ничем не помогли. С тем же успехом можно было вычеркнуть эти две недели из памяти.
– Антонио, ты от меня что-то скрываешь. Не хочешь поговорить об этом? Ты же знаешь, я умею хранить секреты, – сказала Лаура, вырвав его из раздумий.
– Просто… да нет, ничего.
– Очень миленькое Ничего, если ты хочешь знать мое мнение.
Губы Антонио растянулись в улыбке, и он расхохотался. Лаура тоже рассмеялась.
– И что же мы будем делать по этому поводу? – спросила она.
– Ничего.
До конца поездки они сотрясались от смеха. Другие пассажиры подъемника смотрели на них неодобрительно. Определенно, нужно запретить продажу алкогольных напитков днем.
Неуза была уверена, что ее дочь беременна. А потом выяснилось, что это не так. Да, Неуза испытывала облегчение, но в то же время в ней проснулось чувство, которое едва ли можно было назвать материнским. То была зависть. Почему Бель повезло, а ей нет? Почему ей, а не Бель, пришлось выйти замуж так рано? Или все дело в том, что ее пророчество не сбылось? Как бы то ни было, это было отвратительное чувство, и Неуза его стыдилась. Что же она за мать такая? Разве она не должна радоваться за своего ребенка, не должна относиться к дочери с пониманием или сочувствием, не должна поддерживать Бель в меру сил, помочь девочке очнуться от летаргии?