К тому моменту, как он понял, что его красят, я успел нарисовать на его пиджаке большую и красивую букву «X» во всю спину.
Он рывком обернулся, явив мне большие удивленные глаза на слегка перекошенном лице.
— Здрасте! — радостно улыбнулся я и сделал большое белое пятно еще и спереди, — передавайте привет пфальцграфу!
А затем вприпрыжку помчался из магазина, сопровождаемый удивленными взглядами других покупателей и не высказанными вслух ругательствами эсбэшника.
Вечером у меня был очередной разговор с дедом. Когда я вошел в его кабинет, то увидел у него на столе два моих телефона.
— Реджинальд, ты не объяснишь мне, зачем было устраивать форменный цирк с камерой хранения и ложными звонками?
— Ну это же элементарно, дедушка! Чтобы получить доказательства прослушки, что и было сделано.
— Ну это я и так понял, вопрос в другом. Чем тебя не устраивает забота о твоей безопасности и о том, чтобы ты не вляпался во что-то нехорошее?
Я уселся в кресло и закинул ногу на ногу.
— А что, есть какие-то сомнения в моей способности постоять за себя? Я не нуждался в охране, пока за мной не начали ходить шпики. А теперь не прочь, чтобы меня от них кто-то избавил. А что до вляпывания, то тут и вовсе никаких проблем, даже если меня поймают посреди города с чемоданом наркотиков и расчлененным трупом в рюкзаке — пфальцграфу вполне по плечу выгородить меня и разрешить ситуацию, ведь так?
— Боюсь, что он не будет этого делать.
— А почему?
— А сам-то как думаешь? Высокое должностное лицо не может покрывать преступника, это совершенно не…
Я расхохотался:
— Да он сам преступник! Военный кодекс, раздел шесть, параграфы двадцать три и двадцать четыре! Принуждение к службе невоеннообязанного — от пяти лет, принятие на службу несовершеннолетнего — от четырех лет. Пфальцграф уже на девять лет тянет по совокупности. Нет, я знаю, благо империи на первом месте, бла-бла-бла…
Дед вздохнул.
— А что ты сегодня отколол в центре города при всем честном народе?
— Покрасил шпика. Вы спросите, зачем я это сделал? Чтобы привлечь к моей проблеме внимание общественности.
— Так ты преуспел. Ты снова в газетах. Может, хватит позорить Дом такими выходками?
— Вау, и это после первого же покрашенного филера? К успеху иду. Нет, дедушка, не хватит. Я хочу, чтобы меня оставили в покое. Всякое действие порождает противодействие, и я буду наращивать свое противодействие до тех пор, пока пфальцграф не отзовет своих псов. Когда шпики привыкнут к покраске — придумаю что-то еще. А насчет Дом позорить — ну, оброненные зерна не всегда дают желанные плоды. Вы, конечно, не могли всего этого предвидеть, когда свои права предъявляли, но и слежка за мной, и мои ответные действия — суть последствия вашего решения.