Я выключил диктофон.
— Будете еще отпираться, тетя Маргарет?
У нее начали раздуваться крылья носа, в воздухе завибрировали скрытые силы.
— Даже не думайте, вы всего лишь третий уровень. Это я отправил Акселя в больницу после того, как выбил из него признание, так что у вас шансов нет и подавно. К тому же, случись со мной что, эта запись попадет и дяде Вольфару на стол, и в полицию.
— Запись легко подделать, это не доказательство!
— Конечно. Только вот Аксель Берг почему-то удрал. Да, это тоже не доказательство, так, может, мне пойти и прямо сейчас дать послушать дяде Вольфару? Думаю, лично ему этого хватит.
— Чего ты хочешь? — сдавленным голосом спросила тетя Маргарет.
— В первую очередь я хочу, чтобы вы знали: я не был конкурентом Мине в наследовании Дома. Я и сейчас не собираюсь становиться его главой, хотя, как вам совершенно верно сообщили, могу стать им в любой момент. Я хочу, чтобы вы знали, что вы совершенно напрасно подставили малыша Реджи, того безобидного паренька, который боготворил бы вас за избавление от Томаса и никогда не перешел бы вам дороги. Я хочу, чтобы вы знали: он был добрым, он простил бы вас даже за то, что вы с ним сделали. Но он умер, а тот, кто стоит перед вами сейчас, — совсем другой человек. И я вас не прощаю.
— Тебе нужны деньги?! Сколько?!!
— Нет, не нужны. Не желаю показаться грубым, но я хочу, чтобы вас не стало. Я хочу, чтобы вы умерли. Вы зашли очень далеко ради своих дочерей, убив пасынка и подставив племянника — так идите же до конца, принесите наивысшую жертву. Умрите ради своих дочерей. И тогда эту запись больше никто не увидит, а Мина унаследует Дом Рэммов, потому что мне он не нужен. В противном случае вы все равно умрете, только с позором. Может, под топором палача, может, в пустыне, а может, и дядя Вольфар свои руки лично приложит. А Мина и Лина мало того что не унаследуют Дом, они еще и круглыми сиротами станут, потому что дядя Вольфар не сможет простить того, что из-за них он лишился сына. Их ждет приют для сирот благородного происхождения и клеймо прокаженных на всю сломанную жизнь.
Она попыталась что-то сказать, но только пару раз открыла и закрыла рот, не в силах подобрать слова.
— Не надо ничего говорить, тетя Маргарет. Я даю вам тридцать минут, чтобы добровольно уйти из жизни и спасти своих дочерей и свое доброе имя. В противном случае дядя Вольфар услышит запись уже через полчаса, и тогда пускай господь смилуется над Миной и Линой, потому что они, в отличие от вас, ничем не заслужили того, что их ожидает.
Я повернулся и ушел в дом. Мне предстоит еще полчаса улыбаться моим двоюродным сестрам, у которых я намерен отнять мать.