Про то, как Вакса гуляла-гуляла, гуляла-гуляла (Левитин, Левитина) - страница 13

Ведь она молчит, молчит, как он, а тут беседы, беседы, да еще за закрытой дверью, в большой комнате, куда его не пускают, и он вынужден был, сидя на месте, подвывать музыке, под которую они еще и танцевали!

Да, танцевали! Маша устраивала бал, где было много гостей, сделанных ею из картона, пластилина, бумаги, разных крошечных куколок, незаметных глазу, а он, верный, любящий, вынужден был сидеть под дверью и плакать.

«Так тебе и надо, – думала Вакса. – Будешь знать!»

Хотя ей и самой было нелегко. Такие балы Маша, вероятно, устраивала еще раньше в честь настоящей Ваксы, выступавшей в роли принцессы, но как все это можно было выдержать, когда в течение двух часов тебя принаряжают, то есть затягивают в шелковый платок, стискивают резинками для волос, на голову накручивают тюрбан из маминого жемчуга, к ушам пристегивают клипсы, да еще потом подносят к зеркалу, чтобы ты на себя полюбовалась, а тебе при виде этого чучела в зеркале только и хочется, что кричать: «Отпустите меня, верните меня, это не я!»

Но ты молчишь, а бульдог подвывает под дверью, а музыка гремит, и Маша, прежде чем начать бал, знакомит тебя с гостями, нашептывая – кому поклониться, кому улыбнуться, а с кем можно и просто так. И вот, когда ты все это запомнишь, не в силах повернуть сведенную судорогой шею, начинает греметь настоящая музыка из радио, и Маша диким от счастья голосом начинает петь, кружа тебя по комнате мимо гостей, мимо стен, мимо окна, мимо зеркала, а ты думаешь только одно: «Не урони, не урони и сделай что-нибудь с этим псом, пожалуйста, я не могу слышать этот вой под дверью!»

А Маша кружит, все время спрашивая: «Ты любишь меня, моя красавица, я – твой принц, ты любишь меня?» И все это до того невозможно, что хочется сказать: «Да, люблю, люблю, только отпусти меня, не задуши вконец!»

Но тут дверь открывается, является папа – король, уже по– настоящему требует, чтобы музыку сделали тише, и нельзя же так издеваться над псом!

Маша делает послушное лицо, дожидается, пока пройдет его гнев, произносит четыре раза положенное: «Хорошо, папочка. Конечно, папочка. Да, папочка. Люблю, папочка». И все сначала. Пес за дверью, музыка ревет, принцесса задыхается.

Вакса была на стороне Машиного папы. Она не умела танцевать и не хотела учиться, она хотела вести себя примерно, как китайцы, она готова была играть, но не так страстно, как эта девочка с невыносимо звонким голосом и отчаянным биением сердца, которое оглушало Ваксу, когда Маша прижимала ее к себе, пряча от папы.

– Ты не бойся, – говорила она. – Мои родители – добрые. Просто папа очень устает на работе, у него такая шумная работа, и он хочет, чтобы дома было потише. И потом, ему кажется, что я так бешусь, когда играю, что у меня могут вырасти крылья и я улечу, а он без меня не может.