Почему же я понял сейчас? Потому что мне так не хотелось с ней расставаться, а тогда расставание казалось невозможным?
Одна надежда на Ваксу, она никогда не состарится, надо только быть бережней с ней, не допустить, чтобы шкурка свалялась, шея стала тонкой и беспомощной, но Маша такое вытворяет с ней, что Ваксе не пережить, а еще на одну у меня не хватит жизни. Да и где взять эту одну? Конечно, смешно, что взрослый человек возлагает такие надежды на игрушку, но никто не знает – откуда придет помощь. А Вакса давно была создана мной, во всяком случае, я принимал участие в ее создании.
В детстве у меня не было никаких игрушек, кроме катушки и бамбуковой палочки. Они заменяли мне все, становились, чем я хотел.
Позже остались одни только карандаши, ими я писал, вертел их в руках, ощупывая грани, становился беспомощным, когда терял.
Игрушки в чужих домах меня удручали, они были чем-то вроде языческих богов для истинно верующего.
Но только не Вакса. Она держала меня на поверхности жизни, моя девочка доверяла ей такие тайны, которых не доверяла никому – ни жене, ни мне. Я надеялся, что, если попрошу, Вакса расскажет, о чем думает моя маленькая дочь.
Но теперь она ни о чем не расскажет, потому что ее нет. А эта новая или глупа, или притворяется, у нее все время растерянное лицо, будто она спрашивает у нас: чего вы, в конце концов, от меня хотите?
Да ничего не хотим, хотим, чтобы ты знала: в жизни бывают такие потери, не дай Бог тебе это узнать слишком рано! Мы все будем беспомощно долго жить, группируясь вокруг Ваксы. Такая семейная композиция. Вакса и Маша в центре, дети и жены вокруг, я в глубине за ними. Стою гордый и как бы немного потерянный.
«Когда ты родилась, я почувствовал, что опять все интересно, жизнь начинается заново. Знаешь, как устают за жизнь? Хорошо, что пока не знаешь».
Об этом я думал, но никогда не говорил. А потом случилась вся эта история с Турцией, то есть с самой Турцией ничего не случилось. Они с Машей уехали туда отдыхать и великолепно плавали в море, загорали, а вот Вакса пропала, будь она проклята, да, да, та самая, вторая, подмененная, двойник, приблуда, никто.
Она пропала, жена не знала, как мне это сказать, и что-то невнятное жалким голосом оттуда, из Турции, бормотала по телефону, а я орал:
– На каком языке они там говорят? Тебе удастся с ними объясниться на английском? Или найди какого-нибудь русского, который растолкует, где вы ее забыли. Она не может пропасть, это я точно знаю! Вы должны обыскать все море, все побережье!
– Она пропала где-то у бассейна, – попыталась сказать жена, но я кричал: