— А… семья? — спросила я и сразу же почувствовала, что вторгаюсь на опасную территорию, где могу задеть чувства того, кто, возможно, страдает от одиночества. Помедлила. — Есть у тебя семья?
— Нет, нету… — ответила она.
— О, — понимающе кивнула я.
Она промолчала.
— Ты должна зайти к нам, — сказала я. — То есть… это никак не связано с… — неуклюже добавила я.
— Буду очень рада, — вежливо сказала она.
— Заходи на следующей неделе. Скажем… — я достала свой ежедневник. — В пятницу я свободна. В пятницу сможешь?
— Думаю, да, — согласилась Сильвия. Она сидела, плотно сжав колени, прямые волосы, доходившие до подбородка, казались почти безжизненными, что делало ее похожей на неразговорчивую школьницу-француженку. — С удовольствием зайду к вам. Спасибо.
— Отлично. Заходи.
Комната наполнилась звуками светской болтовни, смехом и перезвоном бокалов.
— Все-таки тебе нехорошо, — сказала она. — Меня это беспокоит. — Ее тихий голос успокаивал.
— Я просто устала.
— На тебе лица нет. Мне кажется, я понимаю, отчего это, — сказала она и улыбнулась.
Я смутилась.
— Понимаешь?
— Думаю… да! — Она продолжала улыбаться.
— Действительно. — Сердце взволнованно зачастило.
— Иногда я это определяю сразу.
— Что ж…
— Можете сказать, права я или нет… когда увидимся в следующий раз, — сказала она и повернулась ко мне. Совершенно неожиданно, перед тем как встать, она поцеловала меня, и я сразу же почувствовала желание довериться ей, рассказать этой незнакомке, о чем я еще несколько недель не буду говорить даже родной матери.
Она положила руку мне на плечо.
— Мне пора идти, — на прощание сказала она.
На щеке еще чувствовался поцелуй, на плече ощущалось прикосновение ладони. Я приложила руку к животу и обвела комнату глазами, пытаясь найти Ричарда, мне хотелось, чтобы он был рядом со мной, чтобы он отвез меня домой.
«Меня обижали, унижали, презирали, но во мне осталась способность ненавидеть, дар такой же редкий, как ум, данный мне от природы, и я соберу в кулак всю ненависть, когда настанет время спасаться. Я пробовала быть хорошей; корпела над вышиванием, готовила подарки, сюрпризы. Я так старалась, чтобы у матери со мной не было проблем, но все оказалось напрасным.
В то утро я почувствовала, что в ней что-то изменилось: в глазах появился едва заметный огонек; садясь, она держалась прямо и аккуратно, в ту секунду я поняла, что враг пришел. Туго стянутые шнуры на корсете матери скоро будут распущены, слуги начнут друг другу шикать, будет нанята няня. Меня швырнут в угол, и на этот раз начнется голод».
«Какого черта?» — подумал я. Что это за муторная писанина? Я щелкнул на «Ответить» и написал: «Отвали».