было написано в нем. Почерк мелкий, непримечательный.
— Это же цитата! — воскликнул я. — И для такого троглодита, как ты. Что, эта женщина любительница почитать? — спросил я, и мысли сразу полетели к Сильвии, я вспомнил, как она всегда ведет себя по-книжному, вспомнил ее губы, их прикосновение к моей шее. — Как же ты с ней общаешься, МакДи? — поддразнил его я.
— Слушай, заткнись, — огрызнулся МакДара. Помолчал смущенно, потом сказал: — Отдай.
— Ты бы лучше книгу какую-нибудь почитал.
— Ну хватит уже, Ферон, — сказал МакДара, подливая мне в бокал еще вина. — Лучше скажи мне вот что, — он забрал у меня ежедневник и аккуратно его закрыл. — Что нового слышно в мире хакерства?
Вино медленно, по спирали разлилось по телу. Я посмотрел на часы. Скоро надо будет идти домой, а то Лелия начнет беспокоиться и злиться и в результате мы поругаемся, но я не мог. Я не хотел возвращаться домой. Чем больше вины я чувствовал за собой, тем раздражительнее становился, отчего само чувство вины усиливалось. Я выпил еще бокал. От спиртного во рту стало противно. Меня вдруг покинули все силы. Накатило осознание того, что на самом деле со мной происходило. После стольких мытарств я наконец нашел женщину, любовь, жизнь, о которых всегда мечтал, но теперь разрушал все своими собственными руками. Словно за моей машиной увязались полицейские, а я, хоть и веду очень аккуратно, осознаю, что уровень алкоголя у меня в крови превышает допустимую норму и, если меня остановят, я попаду за решетку. И спасенья от этого нет. Мне не было известно, что меня ждет впереди: долгое петляние по бесконечным улочкам прочь от неизбежного либо приказ прижаться к обочине и остановиться.
Чем сильнее становилась тошнота, тем крепче я сжимала пальцы, наблюдая, как меняется цвет под ногтями. Иногда мне становилось удивительно, что у меня тоже, как у всех людей, есть кровь, которая невидимо струится по венам и сейчас окрашивает кончики пальцев в красный цвет. Какой бы странной, неадекватной или ранимой я ни была, тело мое вело себя так, словно принадлежало другому человеку, и это волновало и удивляло меня, когда я начинала впадать в отчаяние.
Я склонилась над унитазом. Тошнота подкатила к горлу, рот наполнился слюной. Когда спускала воду, услышала, что звонит телефон, но трубку взять не успела. Зато на автоответчике обнаружила послание от Катрин, она просила перезвонить ей. Но я не могла с ней разговаривать, потому что моим единственным желанием в тот момент было блевать. Нормально ли это? Может быть, именно тошнота приводит женщин в закрытый от посторонних мир навязчивых идей и воспоминаний, наполненный ночными кошмарами и обрывочными видениями из прошлого?