В ту зиму ему хотелось проводить время с МакДарой, или пить, или думать, что настало время сменить скучное городское существование на жизнь поинтереснее. У него не было желания проводить время с беременной женщиной.
— Давай все бросим и переедем в домик на воде, — любил повторять он.
— Но это же ужасно, — отвечала я, с ужасом вспоминая ночь в раскачивающейся влажной и холодной постели, проведенную в плавучем домике друзей, живущих на Темзе.
— Я серьезно считаю, что мы должны переехать на лодку, — не так давно опять заявил он.
— Хорошо, только не сейчас, попозже, — так я научилась отвечать, и ему вполне хватало того, что я не возражаю.
Когда начало темнеть, я опять отправилась в спальню. Его все не было. «Ричард», — прошептала я и послала ему мысленный сигнал вернуться домой, ко мне. Я легла на спину и раздвинула ноги, снова подумала о маленьком инкубе. С легкостью мастурбацией довела себя до вялого оргазма. Было десять часов. Я оставалась с ребенком, который рос внутри меня. Мой любимый медленно покидал меня.
Возможно, у меня осталось всего несколько дней. Даже без вмешательства чертовой Катрин меня доконает собственное чувство вины или какой-нибудь фортель судьбы, которого совершенно не ждешь. Хотя, с другой стороны, мы же всего лишь целовались. Здравый разум, перемешивая осторожность с чувством облегчения, говорил мне, что я все еще могу спасти то, что имею, хотя ради этого придется пройти через тяжкое испытание — злость и обиду Лелии. Но всякий раз, когда я вспоминал страстного маленького призрака на фоне снега, как фильм, который смотрел когда-то давным-давно, мне хотелось увидеть ее снова.
Она не звонила. Катрин, похоже, тоже не объявилась. Лелия по-прежнему была моей Лелией, мы оба были очень заняты. Я перехватывал ее взгляд лишь изредка в промежутках между деловыми встречами, стремительными зимними ночами и поздними укладываниями в кровать. Мало-помалу прошли два бесконечных дня. Рано утром я выходил на замерзшую улицу, где было так холодно, что даже не шел снег, и брел на работу, чтобы опять не обнаружить в почтовом ящике писем от Сильвии. Я смотрел в окно, размышляя над тем, что лучше: признаться во всем Лелии или с покорностью и веселостью слабоумного дожидаться своей участи. На тыльной стороне при прикосновении продолжало побаливать то место, которое она еще не обнаружила.
Еще один день долой. Я умираю, Египет, смерть — такая истошная, безумная мысль не давала мне покоя, мой внутренний голос превратился в серпантин нелогичных заключений.
— Я сейчас недалеко, — как гром среди ясного неба прозвучал в трубке офисного телефона голос Сильвии. — Мы можем встретиться ненадолго, если хочешь.