— Мне-то казалось, — возразила Альтия, — что можно достигнуть успеха, только если как следует подготовиться.
Совершенный покачал головой.
— Лучше научись твердо верить в успех. Если ты скажешь себе: «К тому времени, когда мы встретимся с Кеннитом, мы должны быть хорошими бойцами», — ты тем самым и отложишь все на потом. Лучше рассуждай так: «Мы должны быть справными бойцами сейчас!» Добейся, не откладывая, всего, что тебе требуется для достижения цели. И тогда в конце всех дел ты обнаружишь, что это только начало. Начало чего-то нового!
Альтия вздохнула и пожаловалась:
— Ну вот. Теперь ты рассуждаешь совсем как Янтарь.
— Нет, — отрезал Совершенный. — Я рассуждаю… как я сам. Как та сторона моей личности, которую я однажды отложил и спрятал подальше, собираясь вернуть когда-нибудь… когда буду готов. Я просто перестал собираться и стал. Тем, чем мне бы хотелось.
Альтия только покачала головой, опять не находя слов. Кажется, с Совершенным проще было управляться, пока он сумасбродствовал, дулся и капризничал. Да, Альтия любила его, но между ними не было ничего похожего на ту связь, что существовала между нею и Проказницей. Общение с Совершенным часто напоминало ей возню с любимым, но невоспитанным и весьма трудным ребенком. До того трудным, что иной раз было проще плюнуть да отвернуться. Даже и теперь, когда он вроде бы решил действовать с нею заодно, ощущалось в его рассуждениях нечто пугающее.
Молчание затягивалось, делаясь неловким.
Ладно! Альтия попыталась отбросить лишние мысли и сосредоточиться, вернее рассредоточиться, отдаваясь легкому покачиванию корабля и вечернему спокойствию, царившему кругом.
Не удалось.
— Можешь выдать мне что-нибудь вроде «Я же говорила». Ну? — прозвучал у нее за спиной голос Янтарь. В нем звучали усталость и горечь.
Альтия подождала, пока корабельная плотничиха присоединится к ней возле поручней. Ей потребовалось время, чтобы догадаться:
— А-а-а! Так ты переговорила с капитаном насчет Лавоя и Клефа?
— Угу. — Янтарь вытащила из кармана платок и вытерла лоб. — И ничего хорошего. Брэшен заявил, что Лавой — старпом, а Клеф — юнга и что вмешиваться он не намерен. Не понимаю я этого.
Альтия скривилась в улыбке.
— Перестань думать о нем как о Брэшене, нашем старом приятеле. Если бы Брэшен шел по улице и увидел, как Лавой обижает мальца, он бы первым кинулся на выручку. Но здесь не улица, Янтарь. Это корабль. А он — капитан. И он не может встревать между старпомом и остальной командой. Стоит ему хоть раз так поступить — и все, Лавоя тут же прекратят слушаться. У них на него миллион жалоб, и с каждой немедленно побегут к капитану. Придется ему со всеми нянчиться, так что управлять кораблем уже некогда будет. Спорю на что угодно, Брэшену замашки Лавоя нравятся ничуть не больше, чем тебе или мне. Но он капитан, и он знает: дисциплина на корабле гораздо важнее, чем несколько синяков на лице мальчика… или на его гордости.