– У меня тоже есть для тебя подарок!
«Только бы не кольцо», – испугалась я, открывая коробочку. В коробочке на белой атласной ткани лежал золотой крестик.
– Это крестик из церкви Святого Спиридона. Меня назвали в честь него. Он будет тебя охранять и напоминать обо мне! – Спирос смотрел на меня, ожидая моей реакции. Я промолчала, погруженная в свои мысли.
1906
Я вошла, погруженная в свои мысли, вспоминая наш прощальный поцелуй с Сергеем. Мы шли пешком до тетушкиного дома после прогулки на пароходе, болтая ни о чем. Но стоило нам войти под арку Сената и Синода и очутиться на малолюдной улочке, буквально в нескольких шагах от тетушкиного дома, как Сергей схватил меня в объятия. Было что-то в прикосновении его горячих губ, что заставило меня почти потерять сознание и задрожать в его руках. Было чувство, что я вдруг оказалась под палящим солнцем, в лучах которого я плавилась и плавились все мои мысли. И в какой-то момент я сама стала этим солнцем, превратившись в пульсирующий огненный шар желания. Где-то всплыла мысль, что это безумие – стоять на улице посреди дня и так целоваться. Последним усилием воли оторвавшись друг от друга, мы попрощались. Войдя в дом, я все еще продолжала дрожать, пытаясь справиться с нахлынувшим на меня желанием, и застыла, увидев Арсения, увлеченно о чем-то беседовавшего с тетушкой.
Арсений кинулся ко мне, опрокинув чашку с чаем. Смутившись, он остановился.
– Не беспокойтесь, я позову горничную. – Тетушка встала и выскользнула из столовой, оставив нас вдвоем.
– Я все лето думал о вас, но каждый раз, когда я садился писать, все слова казались примитивными и глупыми, и я рвал эти письма. Оказалось, что написать научный труд легче, чем выразить словами то, что хочешь сказать той, которая так много значит для тебя. С нотами оказалось проще.
– С нотами? – переспросила я.
– Да, я написал музыку для вас, – Арсений протянул мне ноты, ожидая, что я скажу. «Какие творческие мужчины меня окружают», – подумала я, уже придя в себя, один подарил томик стихов, другой – сочинил музыку. Но самое ужасное, что, увидев Арсения, я почувствовала, что на меня нахлынули вспоминания о том, как он пел романс. «Какой ужас, – подумала я, – я же только что целовалась с одним и тут же вспоминаю о поцелуях другого». Но, смотря на Арсения, я вдруг поняла, как сильно я соскучилась по нашим прогулкам, по разговорам, по той недоговоренности, что осталась между нами. Но все, что я смогла произнести, было:
– Может, вы сыграете ее для меня и тетушки?
Арсений сел к роялю и заиграл. В этой мелодии слышались шум ветра, обещающего перемены, и плеск волн, несущих радость, и потрескивание веток костра, в котором сгорало все плохое, и дыхание земли, которое обещало покой.