— А на соседней улице. Я тебе сейчас покажу, как дворами пройти, купи ей мяска‑то?
Яна кивнула.
До вечера она успела и накормить Аашу, и поболтать со словоохотливой каной Лусией, и даже умыться — причесаться и почистить одежду. А вечером попрощалась и отправилась с очередным визитом.
И верно, кожевенные мастерские воняли так, что не доходя до них шагов с триста, закашлялись обе, что Яна, что Ааша. Волчица смотрела укоризненно. Хозяйка, нам обязательно — туда?
Пришлось почесать серую подругу и заверить, что выбора нет. Очень нужно.
После этого Ааша хоть и чихала через раз, но к мастерским пошла.
Дом они тоже увидели достаточно быстро. И оценили.
Хороший такой дом, основательный, из серого камня и дерева, большой и уютный. Типичный… сатро. Хозяйственный такой, серьезный, основательный и несуетливый. И никаких финтифлюшек — украшений, никаких деревянных кружев — ничего. Но надежный, крепкий и видно, что простоит он на этом месте не одну сотню лет, презрительно похмыкивая в сторону легкомысленных замков и дворцов.
Опять же, палисадник, где растет зеленушка на стол, колодец во дворе, стол под навесом, где так удобно собираться семье, качели для детей — все устроено аккуратной и любящей рукой. И есть в этом какая‑то красота надежности. Спокойствия, уюта, уверенности, что хозяин справится с любой бедой…
Хорошее место.
Запах, разве что, но к нему и притерпеться можно. Да и не стоит забывать, на какие деньги дом строился, тут хозяин полностью прав.
Так что еще не видя Бурата, Яна составила о нем свое мнение. И — не ошиблась.
Кожевник оказался необъятным мужчиной в три ее обхвата. Мощным, мускулистым, из тех, что ударом кулака быка повалят. Было в нем что‑то такое, основательное. И хоть седина уже покрыла изморосью его волосы, но было видно, что это скорее дань возрасту, чем дряхлости.
Под стать ему был и старший сын. Высокий, мощный, крепкий, и жена старшего сына хорошо смотрелась в этой семье — ловкая, статная, с длинной толстой каштановой косой и румянцем на щеках.
А вот кто выглядел неродным…
Младшего сына явно в колыбели подменили. Сидит за столом что‑то такое…. хрупкое и трепетное. Яна легко могла представить его пьяного, под забором. Или как мелкого приказчика в лавке, угодливо склоняющегося перед каждым посетителем. Но не в этой семье медведей. Вот уж верно говорила кана Лусия — обмылок. Бывает и такое. Вроде и черты те же, что у отца, а все как‑то сплюснуто, сдавлено, некрасиво… не повезло.
Зато жена его, явно та самая Альма, сидящая рядом с ним, старалась выглядеть красоткой. Было видно, что ей за тридцать лет, и хорошо так за тридцать, что у нее была бурная молодость, причем ключевое слово тут — была, но расставаться с ней женщине не хотелось. Об этом говорило и слишком яркое платье, и вырез на груди, и краска на лице, и тщательно уложенные реденькие темные волосенки… и во всем этом она проигрывала жене старшего брата, которая, хлопоча по хозяйству, и думать не думала о такой мелочи, как внешний вид. И все же, смотреть на нее было куда как приятнее, и Альма это понимала.