«Чёрт возьми, да что там такое?! Спокойно…» — снова одернул себя Володя. Он сейчас должен стать полной противоположностью Марине: там, где она кричит диким криком и забивает собеседника на корню, у него должна быть полная невозмутимость и понимание. Что бы дочка ни сказала, какой бы сюрприз не преподнесла…
— В чем дело?
Янка набрала в грудь порядочную порцию воздуха и отчаянным голосом выпалила, как будто на амбразуру героически бросалась:
— Я начала видеть ауру!
— И всё? — Володя с шумом выдохнул: это еще куда ни шло, он–то неизвестно что за прошедшую минуту успел вообразить!.. Она, кажется, была разочарована такой вялой реакцией:
— Этого мало?
— Ты в детстве знаешь, сколько всего видела? С домовыми и русалками разговаривала, мы уж не знали, что и думать. Как–то прихожу домой, а ты мне: «Папа, ты весь светишься!»
— Почему я такого не помню?
«И слава Богу, что не помнишь! — мысленно ответил Володя. — Мы тогда чуть не развелись.» Марина в тот вечер закатила грандиозную истерику, кричала ему прямо в лицо, впившись суженными от злости кошачьими зрачками: «Что ты сделал с ребенком?!» Янка стояла между ними, как меж двух огней, и смотрела на каждого по очереди круглыми шоколадными глазами, и вдруг безутешно громко на всю квартиру заревела… А однажды во время другой затяжной ссоры приволокла из кухни тяжеленную табуретку, невероятным усилием на нее взобралась — совсем ведь кроха была! — и внезапно оказалась на одной с ними высоте. И дошло до обоих, что творят, и замолкли на полуслове… Да только ненадолго: уже через день скандал возобновился с новой силой. Даже мельком вспомнить про эти художества — и то стыдно! Вот верно же говорят: «Муж и жена — одна сатана»…
Как он теперь жалеет, что дети стали невольными всему свидетелями! Была б его воля, взял бы и вычеркнул эти годы из памяти, да только поздно спохватился, былого не вернешь. К счастью, Янка не помнит самого главного — про свои разлюбезные «шарики», что так попортили им с Мариной кровь. Но какую–то подредактированную версию правды всё же придется ей изложить, хотя бы в общих чертах. Как же она так ловко застала его врасплох? И подготовиться–то не успел…
— Ты была маленькая, два или три года. Потом ты сильно заболела, а когда выздоровела, почти всё забыла. Как–то… благополучно всё прошло.
— Недавно опять началось. Мы с девчонками пошли в лунапарк…
Каникулы только начинались, и в Ленинский парк привезли новый аттракцион. Яна такого страшилища еще в жизни не видала: когда переворачиваешься вниз головой и падаешь, пускай даже не слишком высоко, не с «чертово колесо», но всё равно экстрим… Юлька, каскадер несчастный, сразу стала канючить: «Пошли со мной, я одна не хочу!» Галина батьковна, естественно, отказалась наотрез, пришлось идти ей, хоть и страшно было до замирания в животе… Машка снисходительно щурилась, капая на асфальт шоколадным мороженым из золотистого вафельного стаканчика, а Галька кричала им двоим вслед, радуясь, что сама легко отделалась: «Яна, вернись! Твоя жизнь нужна народу!» И все смеялись, даже случайные прохожие возле Дуба (который тогда был еще просто дубом, вполне заурядным деревом, разве что старым)… А потом качеля перевернулась, на бесконечно долгое мгновение замерла наверху и начала падать; истошным голосом завопила рядом Юлька и сердце остановилось. Или это остановили мотор?.. Сердце встало на место, но что–то случилось с глазами. Яна терла их изо всех сил, но «это» никак не проходило.