— А у меня какой цвет? — не замедлил полюбопытствовать Володя. И подумал с горечью и неожиданным облегчением: «Вот тебе и «дежа вю», всё возвращается на круги своя!»
Дочь непонятно улыбнулась мимолетной улыбкой Моны Лизы:
— Тоже сине–голубой, как горы на картинах Рериха. Ты ведь столько лет «Агни–йогу» изучал, аура напиталась…
И с новой силой нахмурилась, даже нос заметно сморщился, как у жующего кролика:
— Понимаешь, главное, я не знаю, зачем мне это надо? Откуда оно появилось и почему именно у меня? И что теперь с этим делать?.. Раньше–то всё было понятно…
— Судя по всему, у тебя эта способность с рождения, — брякнул Володя, лишь бы что–то сказать.
— Хорошо, если с рождения, — она прикусила соломинку и пожевала самый ее кончик — опять эта детская привычка! — Я недавно видела себя, как смотрела в хрустальный шар и предсказывала будущее, это точно не в наше время было… И вокруг люди в белых хитонах, на лбу обручи золотые с каким–то блестящим камнем, и у меня тоже… Мастер потом сказала, что это со времен Атлантиды, я была там вроде жрицы и что–то нарушила, во что–то вмешалась. Ясновидение на много веков забрали, я прямо увидела, как третий глаз закрылся. А сейчас опять вернули неизвестно зачем, чего–то от меня хотят… — Глубоко вздохнула и упавшим голосом прошелестела: — И еще совсем недавно появилось, после Рейки… — но фразу не закончила, запнулась и замолчала, точно раздумала перед ним откровенничать.
— Что появилось? — чуть не в лихорадке поторопил Володя, до того разобрало любопытство.
— Смотрю на человека и вижу, кем он раньше был, в прошлой жизни. Картинки идут одна за другой, как в кино. Лучше бы будущее показали!..
Володя опять не удержался:
— А кем я был?
Янка скользнула по нему невидящим взглядом и снова уставилась в свою недогрызенную пиццу с обрывками измятых салфеток:
— Ты часто был моряком.
— А конкретней?
Зацепила–таки! Он уже лет пять как ничем таким не занимался, затянула обыденная жизнь–рутина с ее заботами о хлебе насущном. (Да еще и с маслом: Марине всё как будто мало, словно бочку бездонную пытаешься заполнить!) Володя вдруг остро ощутил, до чего же устал от этой бессмысленной суеты — так бы взял сейчас и бросил… Как старый боевой конь на сытой зеленой лужайке, заслышавший звук родной трубы.
Дочка смотрела, на этот раз не отрываясь, своим особенным прозрачным взглядом прямо сквозь него. И улыбнулась недавней летящей улыбкой, увековеченной Леонардо:
— Маленький мальчик… Ты от меня прятался, а я за тобой бегала, искала. Такой сад большой, красивый, аллеи широкие, с гравием, а у меня платье до пола и декольте… Я была или няней… Нет, я была твоей мамой.