— Я тебе говорю, с ней что–то сделали! Она как инопланетянка стала, я даже не понимаю, о чем она говорит!
— Может, не хочешь понять…
— Не перебивай меня! Конечно, папа хороший, приезжает раз в полгода с подарками: Яночка то, Яночка сё! А мать плохая!
— Марина, хватит! У меня голова разболелась!
«Вот и он голос повысил, папа с его ангельским характером. Она кого хочешь достанет!» — угрюмо подумала Яна, обкусывая случайно завалявшееся в комнате печенье, твердое как подошва. На горячий обед сегодня рассчитывать не приходится, кусок в горло не полезет!.. А мама всё не унималась:
— Ее надо показать психотерапевту!
— Да ей надо медаль дать! — наконец–то отец вышел из себя, Яна как–то не по–хорошему обрадовалась: задай ей! С самого детства они были одна команда, «два сапога пара», образно выражалась мама. Но со времени папиного отъезда много чего изменилось… Еще неизвестно, на чью сторону он встанет.
С нарастающей головной болью Владимир вышел из комнаты — несколько раз ему ясно послышался телефонный звонок. Или это галлюцинации на нервной почве начинаются?.. Так и есть, телефон: девичий голосок с певучими южными интонациями спрашивал Яну.
— Ее еще нет… — только начал, и тут заметил Янкины пыльные босоножки у входной двери, словно дочура совершила паломничество из стольного града Киева. Значит, пришла уже, да и музыке иначе откуда бы взяться? Он–то сперва думал, что радио.
Дочка сидела с ногами в кресле в своей комнате, нахохлившись, как воробей. «Всё слышала», — понял Володя и погладил ее по кудрявой голове:
— Привет, Януш!
Глаза у нее были огромные и несчастные, точь–в–точь как у Кота в сапогах из мультфильма про Шрэка. (Именно эта картинка стоит на Янкином компьютере вместо экранной заставки, и выбрала же!..) Володино сердце сжалось от невыносимой жалости и раскаяния: если они с матерью уже не первый день так ругаются, то можно представить, что она за это время пережила… Он спохватился, почти до упора прикрутил звук магнитофона и протянул ей трубку:
— Тебя! Кажется, Галя.
Янка не шелохнулась, всё смотрела, не отрываясь, каким–то странным отрешенным взглядом. Точно он по неведомому колдовству на минуту стал прозрачным и она силилась разглядеть за его спиной фотообои с примелькавшимся осенним пейзажем… Признаться, не такое уж это приятное чувство — когда сидит вот так с широко раскрытыми глазищами и в упор тебя не видит!..
Как же сильно она за это время изменилась! Резко повзрослела — Володя, помнится, в первую минуту и не узнал. Выплыла из чужого вагона Златовласка, как в сказке, тряхнула на радостях растрепанной гривой — и припавший вековой пылью прокуренный вокзал на мгновение затих, уставился в их сторону с жадным интересом. Оказалось, перепутала номер вагона — как всегда! — а потому «обшарила по периметру» весь киевский поезд и по ходу дела перезнакомилась с «кучей народу». (Во всяком случае, так ему сдержанно сообщила. Обрадовала, называется!) И когда только волосы успела отрастить? Хорошо еще, хоть маленькая — от горшка три вершка, — сразу видно, что девчонка–десятиклашка. И главное, далекая стала, как совсем чужой человек, вон даже смотрит по–другому…