— Как ты узнала?
— Элементарно, Ватсон! Для Водолея важней всего — чтоб никто не совал нос в его дела, не диктовал свои условия. В общем, независимость, самая яркая его черта. Для продвинутого Водолея — идея свободы, равенства и братства… Считается революционный знак.
— А я продвинутый или нет?
— Поживем — увидим.
— Учти, ты только что назвала меня… Как там? Не утонченным и недостаточно болтливым.
— Но зато независимым! Уже кое–что.
На том конце провода задушевно промолчали, но и без того было прекрасно слышно, что улыбается от уха до уха.
Володя прислушался к невнятному говору из–за двери. Янка, если б увидела, страшно бы оскорбилась, но он ничего не мог с собой поделать. «Отцовское беспокойство, — утешил себя, — мало ли, что там за «кадр»!»
— Какой у тебя размер? — внезапно огорошил Сергей, Яна не сразу «въехала»:
— Чего?
— Обуви. А ты о чем подумала?
— Тридцать шестой! — поспешно перебила она.
— Такой бывает? — и опять по голосу чувствуется, что улыбается вовсю! Или это снова картинки по телефону пошли, вторая серия?.. «Если честно, то тридцать пятый с половиной, но об этой подробности мы умолчим», — подумалось со смешком.
— А зачем тебе? — все же поинтересовалась.
— А это правда, что в Одессе отвечают вопросом на вопрос?
— А для чэво вам это нужно зна–а–ть? — подхватила Янка с блатным одесским акцентом, радуясь любимому анекдоту. И опять между ними протянулась невидимая связующая ниточка, как сегодня под Дубом…
Незаметно подкрался вечер, вместе с ним навалилась усталость и странная пустота, и еще какая–то безнадежность, что ли. Марина никак не могла понять, откуда она взялась, всё перебирала мысленно домашние дела, пока не столкнулась с простой и очевидной мыслью: ссора с Янкой, вот что ее беспокоит! С Вовкой–то они помирятся — уже сотни раз так ругались, не привыкать, — а вот Яна… Дочка окопалась в своей комнате, точно в крепости на осадном положении, даже ужинать не потрудилась выйти (а как же, кухня — это мамина территория!). Вовка пару раз носил ей сооруженные наспех бутерброды — балует, как обычно, — и они о чем–то долго секретничали, чересчур громко смеялись и пели дурными козлиными голосами. Это на ночь–то глядя!..
Протерев до блеска посудомоечную машину, Марина отбросила в сторону кухонное полотенце и решительно направилось к увешенной разнокалиберными плакатами двери в Янкину комнату. Как всегда, вздохнула при виде этих издевательских лозунгов, не удержалась, и постучалась согнутым пальцем. Янка играла что–то красивое и невыносимо грустное — мелочь, казалось бы, но даже в этом всё матери наперекор: пианино забросила, а гитару нет, упражняется! Еще бы, это ведь папина любовь, он же у нас бард–самоучка!.. С нарастающим глухим раздражением Марина ворвалась в комнату, как завоеватель: так можно до полуночи ждать, пока тебя соизволят пригласить!