И призван был другой клан избранных долг сей перед цивилизацией выполнить.
И усомнился люд сомневающийся: вдруг помощь великая из той Зоны человечеству
тысячелетнему обернется? Надо бы разрешить мудрецам Зону познать.
И стала еще одна группа свободу в Зоне проповедовать…
Долго ли, коротко ли длилась история места сего загадочного. Да только пришел как–то в Зону Бродяга. Не захотел он ни Камень от людей прятать–сторожить, ни долг перед человечеством справлять, ни свободу познания зонного проповедовать, — стал он просто в Зоне той жить…
Бродяга очень любил дождь. Особенно затяжной. Бывало, выйдет из схрона, подставит лицо тугим струям, руки раскинет. Стоит — балдеет. И плевать, что радиоактивным дождь в Зоне слывет: давно уж облысел Бродяга, да и мужское свое начало не проверял уж годков пять, как пришел сюда. И не тянуло чего–то. Да и боязно: вдруг и впрямь — иссох порох в пороховницах сталкерских. Горе. А так, в неведении оно и полегче: авось, сможет, ежели понадобится. Только вот надеяться на то он уж давно бросил. И то верно — найдутся в Зоне и поважнее дела…
Дождь. В тайне ото всех считал его Бродяга кусочком счастья. Маааленького такого,
человеческого, личного своего счастья. Индивидуальной своей зонной отрадой. И не беда, что вечно хмурое, неприветливое здешнее небо в минуты дождя нависало над сталкерами стальным покрывалом. Бродяга просто закрывал глаза. И чувствовал струи. И улыбался.
Это неописуемо! И всегда — по–разному. Порой бьют капли по лицу, словно мошки на
автостраде, если высунуться в люк мчащегося автомобиля. Порой — касаются мягко,
щекотливо, словно осторожничают, как легкий «грибной» дождик в жаркий июльский день.
Иногда — «до нитки», словно в чан с ледяной колодезной водой ныряешь. А иногда — как брызги от веселого фонтана, пролетевшим ветерком игриво брошенные в лицо, и — им же — высушенные без следа…
Вот и в этот раз стоял Бродяга под дождем. Голову запрокинул, руки развел. Холодные капли вмиг слились в ручьи, побежали за шиворот, намочили майку, освежили спину, грудь…
И Бродяга чувствовал себя маленьким мальчишкой, скинувшим сандалии и бегающим, и прыгающим, кружащимся под этими мокрыми потоками. А шорох дождя по избитой аномалиями земле, по кривым иссушенным ветвям вымученных деревьев безжалостно заглушал его тихий, но счастливый, индивидуально отрадный зонный смех…