Малая Коржевка населена православными, и занимаются они рыболовством и промыслами на стороне; но несмотря на это, живут бедно и грязно.
Большая Коржевка — село искони веков староверческое. Живут богато. Стройка основательная, вся под железом. Избы обнесены высокими заборами, дворы крытые, калитки на запорах. Крепко живут, не менее крепко и веры своей держатся. Со стариков и старух хоть иконы пиши, такие лица у всех сурово-важные, а то и изможденные постом и молитвою.
С нижними коржевцами не водятся, зовут их табачниками и пьяницами.
Те, со своей стороны, тоже на верхних неодобрительно косятся и малых детей пугают верхними изуверами.
Это старики. А молодежь?
Ну, те, как выедут в праздник на катанье на лодках, друг на друга с улыбками поглядывают; шутками-прибаутками перекидываются, а то и свадьбу-самокрутку сыграют.
Не раз даже случалось, что мало-коржевская девица в гору убежит, семиклинный сарафан оденет, голову на прямые концы повяжет.
Эта уж для отца с матерью пропала, староверы запрут— не выпустят. Сверху побеги случаются рже; а коли случится грех, лучше сама куда глаза глядят убегай, а то ненароком и придушить какая-нибудь изуверка может.
У самого края Большой Коржевки изба Афанасия Крутых.
Старик-хозяин свое прозвище оправдывает вполне: нравом крутой, веры держится крепко, сам начетчик.
Их большая моленная почти всегда полна пришлым людом старой веры.
Детьми не богаты. Одна-единственная дочь Евдокия. Мать в ней души не чает, да и суровый отец любовно поглядывает. Женихов много, только Евка все перебирает, упирается.
Отец с матерью не неволят; пусть в доме поживет, покрасуется.
Мать налюбоваться не может на доченьку, что как маков цвет расцвела. Только последнее время любимая доченька точно прихворнула или запечалилась; с лица спала; румянец поблек, глаза потеряли блеск. И все от людей точно прячется. Извелась мать, на нее глядючи. А вчера отец из города вернулся черней тучи, дочку кликнул.
— Батюшки же вы мои родимые, не глядели бы гла-зыньки мои на вольный свет. Доченька же ты моя ненаглядная, солнышко ты мое красное; что же ты над своей головушкой да над матерью старой наделала. Легче мне было бы тебя малым дитятком в гроб положить. Что я теперь, горемычная, с тобою поделаю, дочурка моя ненаглядная, дитятко мое несчастное…
Плачет, заливается, причитает мать в боковушке над замертво лежащей дочерью. Насилу она у отца ее вырвала, думала, насмерть забьет…
Яркое, погожее весеннее утро встает над Коржевкой; вот-вот все село проснется.
Первой распахнулась калитка Афанасия Крутых; из нее сильной рукой вытолкнутая Евка вылетела на середину дороги.