— Чтоб ты, умирая, отца с матерью вспомнить не смела, и на том и на этом свете проклята будь! — несется ей вслед грозное напутствие.
Сжалась, съежилась Евка. Идет, не оглядывается, из села спешит скорее выбраться, от проклятий отцовских на край света уйти, надрывного матери плачу не слышать.
За калитку мать вышла. Как же она в одну ночь состарилась, сгорбилась, из-под платка седая прядь волос выбивается.
Вслед дочке — жадно прощально глядит. На этом свете уж не увидятся. Глаза рукой прикрывает — лучше разглядеть хочет.
Ничто не поможет, бедная!
Это не солнышко восходящее, а слезы горькие-соленые твои глаза слепят.
На последнюю горку поднялась ее дочка, спускается… вот уж ноги исчезли, до плеч скоро спрячется, а там и головушка навек скроется.
— Дочушка, моя дочушка!
Старческие дрожащие руки в пустое пространство протянуты, рыдания грудь рвут. Вторично с резким щелканьем распахнулась калитка; тяжелая рука легла на плечо несчастной матери.
— Ты что? Народ дивить, что ли, вздумала? Чтоб я слез этих никогда не видал, слышишь! Или работы у тебя мало? Иди!
Калитка хлопнула тяжелым засовом, задвинулась. Одним человеком в Коржевке навек убавилось.
* * *
Зной нестерпимый!
Среди ржи высокой еле бредет женщина. Трудно определить, молода она или стара. Идет, шатается, чуть не падает. Жарко, а она в большой черный платок кутается.
— Сил моих нет! Хоть бы до леса дойти, — шепчут сухие потрескавшиеся губы. — Говорят, теперь уж и до Москвы недалеко. Только бы дойти как-нибудь. Там Митю найду, ребенка ему отдам. Неужто уж не сжалится, ведь его кровь.
Осенью, как вернется, жениться обещал, а того не подумал, где мне до осени-то быть. Да мне теперь в те стороны и ходы отцом заказаны.
Мамочка ты моя бедная, дорогая, любимая! Не лучше ли мне было загодя тебе в беде признаться, горе свое поведать?
Берегла я тебя, да и сказать стыдилась. Вот и дождалась!
Жива ли ты, моя бедная? Верно, не меньше моего му-чишься!
Посмотрела на свои ноги израненные… Башмаки давно износились.
Христовым именем идет, а куда, и сама не знает.
— До лесу бы скорее. Измучилась я.
Болит все тело. Спину как ножами режет. Дошла… В лесу тоже мало прохлады… Душно…
В стороне от дороги в кустах кто-то стонет; сквозь плач то мать, то Бога на помощь призывает. Женщина в страданиях извивается, скрюченными пальцами судорожно траву рвет, землю копает…
Мать далеко, Бог высоко; нет бедной помощи.
Стоны и плач в вопль перешли.
Чуть слышный писк… И все затихло… Жаркий душный день к концу идет. Солнышко закатилось. Птицы умолкли; прохладой повеяло. Из кустов вздох послышался.