Дверь квартиры была распахнута. В одной комнате толпились незнакомые женщины, за ними Максим разглядел Людмилу Анатольевну, лежавшую на диване. Тело Людмилы Анатольевны, внезапно осознал он.
В кабинете плачущий Павлик прижимался к Даше, каменным изваянием застывшей в углу дивана…
Когда Максим привез их к себе, Наташа уже приготовила комнаты и вообще постаралась обеспечить гостям все мыслимые удобства. Но «гости» точно не замечали ее стараний. Павлик постоянно капризничал, а Даша как будто старалась стать как можно незаметнее: не выходила из своей комнаты и рисовала, рисовала, рисовала. После смерти матери ее словно накрыло тенью. Девушка таяла на глазах, хотя врачи не находили никаких нарушений, только твердили: стресс, переживания, нервы, постарайтесь сменить обстановку. Посоветовавшись, Максим с Наташей решили отправить Дашу учиться в Италию – ведь рисование оставалось единственным, что еще вызывало в ней хоть какой-то интерес. И действительно – услышав о такой возможности, девушка словно ожила.
После отъезда сестры Павлик принялся капризничать еще сильнее, закатывая скандалы по десять раз на дню. Но Наташа не теряла самообладания даже от самых диких выходок озлобленного в своем несчастье мальчика. Ее выдержка казалась Максиму невероятной.
«Или это не выдержка…» – думал он. С того момента, как Наташа узнала о своей беременности, она словно стала другим человеком. Раньше суховатая, жесткая, почти холодная, теперь она излучала тепло и нежность ко всему, что ее окружало. Так человек, неожиданно избавившийся от давней и мучительной болезни, вдруг видит, оглянувшись, весь яркий, светлый и радостный мир – тот самый, что раньше казался унылым, мрачным и бессмысленным.
Максим, опасаясь нарушить столь неожиданно обретенное равновесие, старался не заговаривать с Наташей ни о прошлом, ни о будущем. Только однажды, почувствовав в ее животе толчки младенца, осторожно спросил:
– Как мы его назовем? – он не знал, ходила ли Наташа на УЗИ, но помнил, что Даша сказала «будет мальчик» еще тогда, когда сама мысль о беременности жены казалась невероятной.
– Гена, – твердо, как что-то давно решенное и уже очевидное, сообщила Наташа.
Максиму стало ясно: он всегда был для жены всего лишь бледным и не очень нужным «заместителем», любовь к потерянному Геннадию не гасла в Наташином сердце ни на мгновение. И острое чувство вины за «недозволенную» тягу к Даше стало постепенно слабеть. Ну что же поделать, если он не любит Наташу? Ведь и она его не любит, и тоже в этом не виновата. Не виновата, а мучилась всю жизнь – за что?