— Она это знает.
— Она этого не знает.
— Я ей обязательно скажу.
— Почему она не пришла?
— Оливер, твоя мама больна.
— Она не пришла, потому что не любит меня. Она рада, что я в тюрьме?
— Как ты можешь так думать?
— Пусть не боится. Я не вернусь.
— Мама придет к тебе завтра, — сказал Эпштейн.
— Но ведь она тяжело больна, — возразил Оливер.
— Ей уже лучше, — ответил Эпштейн, — завтра она к тебе придет.
— Она боится.
— Чего ей бояться? И кого?
— Она боится меня.
— Она твоя мать, — возразил Эпштейн.
— Ты тоже считаешь меня убийцей?
— Нет.
— Все теперь говорят, что я убийца.
— Оливер, — сказал Эпштейн, — как раз об этом мы должны сейчас поговорить.
— Что ты хочешь знать?
— Доктор Остермайер и я хотели бы знать, что во всех этих историях, которые ты рассказывал, соответствует истине.
— Ничего, — ответил Оливер.
— Ничего? — переспросил Остермайер.
— Вы мне тоже не верите? — сказал Оливер.
— Зачем же тебе понадобилось на допросах заявлять, что эту девушку ты… — начал Остермайер.
— Рут, наверно, погибла.
— Наверно? — спросил Эпштейн.
— Я этого не знаю, — ответил Оливер, — я и сам хотел бы знать, но я не знаю, не помню…
— Садись, и попробуем разобраться вместе, — сказал Остермайер.
Оливер сел. Эпштейн и Остермайер сели, напротив. Полицейский остался стоять у дверей.
— Что я должен говорить? — спросил Оливер.
— Просто расскажи нам, что произошло в тот день, — ответил Эпштейн.
— Ты очень сердишься на меня за то, что я катался на моторке?
— Я не сержусь на тебя, нисколько не сержусь, но тебе следовало бы подумать, что, катаясь на лодке, ты нарушаешь закон.
— Да. Я больше никогда не буду. Не хочу даже видеть эту лодку.
— Разве лодка?.. — начал Остермайер, но не договорил, потому что лицо Оливера вдруг опять застыло. Наступило молчание. Оливер закрыл глаза. Губы его шевелились, но он не произносил ни слова.
— Так ты не хочешь нам рассказать? — произнес Эпштейн.
Оливер кивнул и начал говорить, но глаза его оставались закрытыми.
— Мы с Юдит выехали на середину озера…
— С кем? — перебил его Эпштейн. Но Остермайер предостерегающе поднял руку.
— Мы выехали с Юдит на середину озера, я заглушил мотор, и мы прыгнули в воду. А лодку, я это сразу заметил, стало понемногу относить волной. Тогда я поплыл за лодкой и крикнул Юдит, чтобы и она плыла следом, но она ответила: я попробую добраться до берега, озеро не такое уж широкое, мы как раз на середине, а ты следуй за мной в лодке. Но у меня стал барахлить мотор, он никак не заводился, оказывается, я закрыл воздушную заслонку, а заметил это слишком поздно, и мотор захлебнулся бензином. Тут Юдит вдруг начала кричать: где же ты, у меня уже нет сил. А может быть, она вовсе не кричала. Не знаю… Только я все время думаю: не могла же она пойти на дно, даже не крикнув…