Увеселительная прогулка

— Где Оливер?

— Не знаю, — сказал Эпштейн.

— Он поехал на озеро?

— Разве он собирался?

— Почему ты не запретишь ему — раз и навсегда?..

— Что я должен ему запретить?

— Брать эту твою дурацкую моторку…

— Как так «дурацкую»?

— Она тебе совершенно не нужна, — сказала Сильвия, — для фасона только.

— Ну, а при чем тут Оливер?

— Ты же хвастаешься перед всеми, как прекрасно воспитываешь сына!

— По-твоему, это не так?

— Да ты и не думаешь его воспитывать.

— Может быть, ты этим занимаешься?

— Я-то конечно, но если мне и удается в конце концов заставить его делать то, что он обязан…

— А что он обязан?

— …как являешься ты и сбиваешь мальчика с толку.

— Оливер найдет свое место в жизни. Наберись терпения. Когда мне было шестнадцать лет, как ему… Словом, я не хочу, чтобы он тоже…

— Чтобы он что?

— Сильвия! — взмолился Эпштейн. — Перестань! У Оливера сегодня рано кончились занятия. Почему бы ему не поехать на озеро, не искупаться? Плавать очень полезно!

— Он гоняет на твоей лодке, но ведь он еще ребенок. Как можно ему все разрешать! Вдруг он что-нибудь натворит?..

— Да что ты заладила «твоя» лодка, на «твоей» лодке? Это наша лодка.

— Это твоя лодка. Мне она ни к чему. Ты прекрасно знаешь.

— Понятно, — сказал Эпштейн.

Он встал и подошел к стеллажу с книгами, но книгу не взял; рука его потянулась к дверце встроенного в стеллаж шкафчика, за которой в ряд стояли бутылки: виски, «дюбоннэ», «кампари»… Эпштейн любил выпить, но он никогда не напивался допьяна; тем не менее врач два раза в год внушал ему: «Страдает не столько ваша печень, сколько голова. А голова вам еще нужна». Так говорил врач, а он отвечал твердо и самоуверенно: «Я весь голова. Я — мозг моей газеты».

Когда «его» газета только начала выходить, многие сразу окрестили ее «бульварным листком», но люди понимающие квалифицировали как ходкую, «тиражную» газету, ибо слово «бульварная» звучит подозрительно и наводит на мысли о сексе и детективных историях, о низменных инстинктах, жестокости и всяческой грязи, — да, так вот когда газета только начала выходить, он целый месяц не мог наглядеться на выходные данные: «Главный редактор Герберт Эпштейн». Вот оно — черным по белому. Он добился своего.

— Может быть, тебе и дом ни к чему? — спросил он жену.

Она не ответила.

— И ковры тоже?

Сильвия опустила глаза.

— Я не могу говорить, когда ты забрасываешь меня вопросами. Да еще в таком тоне.

— И наши две машины?

— Не кричи, пожалуйста, — попросила она.

— А я и не кричу. Я собираюсь налить себе виски и задать тебе несколько вопросов. Например: кто плакал от радости, когда мы переехали в этот дом, в дом с садом и плавательным бассейном? Кто говорил, неужели нельзя сделать бассейн прямо в гостиной? Кто…