Про мою маму и про меня (Исаева) - страница 3

Мама, поняв, что всю жизнь спокойным «Обломовым» не просуществуешь, поскольку ребёнок требует активных действий, отложила какое-то редактирование, поднялась с дивана.

– Запросто.

Завидное у неё было самомнение.

Однако через минуту выяснилось, что к деланию шпагата у неё явно нет никаких данных.

– Вот видишь! – печально торжествуя, вздохнула я.

– Безвыходных ситуаций не бывает! – не сдалась мама.

Она мгновенно вскочила (я даже не ожидала от неё такой прыти при её не худенькой фигуре) и заметалась по комнате.

– Ты что ищешь? – не выдержала я.

Мама знала, что ищет. Силы жизни в ней заиграли, поскольку надо было немедленно спасать ребёнка от комплекса неполноценности. В какое-то мгновение она замерла посреди комнаты, что-то мучительно вспоминая, потом нырнула под свой диван, достала оттуда длинный зимний сапог и опять опустилась на пол. Одну ногу она оттянула, как в шпагате, а другую согнула в коленке и приставила к коленке сапог – носком вперёд.

– Чем не шпагат?

Я вздохнула, подошла к маме, обняла её и поцеловала.

– Можно, я не буду гимнасткой? Ты не очень расстроишься?

Мама тоже вздохнула, тоже меня обняла и поцеловала, поняв, что воспитание «победности» и преодоления всяческих жизненных препятствий на этот раз не удалось.

Без уверенности в голосе она предложила:

– Может быть, тогда в артистки? Я объявление вчера прочла – набор в драмкружок у нас в жэке – на горке. Правда, в артистки мне не очень нравится.

– Почему?

– Да какие-то они все неприкаянные. Настоящие артистки… Одно горение ради искусства.

Мама вернулась на свой диван.


Я сходила в этот кружок три раза. На третьем занятии стали распределять роли в «Двенадцати месяцах». И мне вместо Королевы или на худой конец Падчерицы предложили играть…

– Январь месяц. Братец январь. Да? Ты не возражаешь? – Выражение лица при этом у руководительницы кружка было такое радостное, словно она угадала моё заветное желание и теперь осчастливливает – мол, видишь, какая я добрая – даю тебе роль, о которой ты так мечтала всю жизнь.

– Это который самый старый? С бородой? – сделала я слабую попытку сопротивления, в воображении уже видя, как выводится на моей театральной карьере жирный крест.

– Но ведь и ты у нас в кружке по росту выше других, и помудрее, я бы сказала… Эта роль не простая. Ответственная роль. Сложная, интересная. Характерная! Она откроет в тебе самой много нового! Вот увидишь!

– Но у меня… голос… совсем не грубый… Тонкий совсем…

– Ничего! Надо уметь перевоплощаться! Будешь работать над собой! Вживаться в роль! Главное – захотеть!

Я, понятное дело, не захотела.