Смелое заявление, если учесть, что покойный (покойный?) Гарий Наумович старше Оболдуева лет на десять.
— В чем вы меня обвиняете, Леонид Фомич?
— Смеешь спрашивать? — Оболдуев придвинулся ближе, и я смотрел на него как бы сверху вниз, что было по меньшей мере неучтиво. — Выходит, для писателя убийство пожилого, беспомощного человека такой пустяк, что не о чем и говорить? Виктор, ты меня ужасаешь.
Большой актер в нем пропадал. Он так талантливо разыгрывал сценку по собственному сценарию, что я охотно подыграл бы, если б знал, какой реплики он ждет.
— Леонид Фомич, вы прекрасно понимаете, все это сущая нелепость. Кого я мог убить? Не верю, что вы говорите всерьез. Да, я встречался вчера с Верещагиным, мы вместе допрашивали господина Пенкина, вернее, я присутствовал на допросе. Оттуда сразу поехал домой. Это легко проверить.
Оболдуев плюхнулся в кресло, делая вид, что задыхается от возмущения. Теперь я смотрел на него не просто сверху вниз, а как бы с горы. Но сесть без приглашения не решался. Испытывал лакейскую оторопь, род недуга.
— Уже проверили, Витя, уже проверили, — сообщил он с трагической ноткой. — В его квартире твои вещи, часы и прочее, и повсюду твои отпечатки. Мне стоит снять трубку, и тебя запрут в камеру. Но сперва хочу выяснить подробности. Что побудило? Есть же хоть какие–то причины для такого кошмарного злодейства? Ты ведь не маньяк?
— Нет, не маньяк. Но совершенно не понимаю… Если вы решили избавиться от меня, к чему такие сложности?
— Избавиться? От тебя?
— А что еще можно подумать? Леонид Фомич, мы заключили договор, что я напишу книгу. Ни о чем больше. Скажу прямо, работа продвигается успешно, и…
— Погоди о книге, есть вещи поважнее.
— Потом начались все эти поручения, нисколько не относящиеся к делу. Хорошо, допустим, чтобы узнать вас получше, имело смысл познакомиться с вашим бизнесом, но история с господином Пенкиным — это вообще что–то запредельное. Театр абсурда. Я даже не уверен, что все это мне не померещилось. Ведь именно Гарий Наумович требовал… ох, да вы сами все знаете.
— Ну–ка присядь, Витюша… Что я должен знать? Что от тебя требовал Гарик?
Я опустился на стул, чувствуя, как к горлу подступил липкий комок. Уж больно изощренно он издевался, его растерянность казалась абсолютно неподдельной. Хотя я мог дать голову на отсечение, что сцену допроса Оболдуев (при желании) еще вчера просмотрел по видику.
— Гарий Наумович склонял меня к тому, чтобы вколоть яд господину Пенкину, — доложил я обреченно.
— Ах, вот как? За это ты его кокнул?
— Кого?
— И как только справился, откуда сила взялась? Подвесить в ванной на крюк! Да в нем, поди, живого весу было пудов семь. А ты с виду не такой уж богатырь…