– Я не пью, – с сожалением сказал он. – А вот работы покажу с удовольствием.
Он почему-то решил, что я хочу купить его картины – наверное, Эльвира Аркадьевна поняла меня на свой лад, и на тот же лад настроила Геннадия по телефону. И теперь на пути к разговору о творчестве Модильяни, лежали, как преграды, бесчисленные работы Геннадия – уму непостижимо, когда он успел всё это намалевать, если ещё год назад был искусствоведом, а не художником.
Мне сложно воспринимать творчество в чистом виде, не пытаясь поставить диагноз художнику. Я вижу страх вместо композиции, стыд вместо колорита, парейдолию вместо орнамента и так далее. Геннадий, судя по его произведениям, был типичным нарциссом, травмированным браком с властной женщиной. Рисовал он в абстрактном стиле – рваные полосы, цветные взрывы. Я вспомнил, что Геннадий – специалист по русскому авангарду, о котором защитил диссертацию. А вот я свою диссертацию похоронил – в прямом смысле слова. Зарыл под кустом сирени на родительской даче, предварительно запечатав в пластиковую папку. Сирень с тех пор стала чахнуть – и мама каждый год собирается её вырубить.
Если что и следует вырубить – так это привычку сравнивать себя с другими. Впрочем, я имею такое же право на ошибки и психотерапию, как Игорь и Алия. Психологами становятся многие, хорошими психологами – только те, кто имел собственные личностные проблемы.
Вот о чём я думал, разглядывая холсты Геннадия, и стараясь, чтобы он приписал задумчивость в моих глазах своим творческим усилиям. Как огорчились бы многие художники, музыканты, поэты, узнав, сколь низко на самом деле ценят их работы близкие люди! Страх обидеть «натворившего», желание сохранить добрые отношения, поддержать, не дать скатиться к отчаянию – всё это заставляет нас отыскивать тысячу и один повод для восхищения там, где восхищаться нечем. «Всегда найдётся, за что похвалить», – говорила моя бывшая жена. И добавляла: «Друзья и родные должны поддерживать друг друга, а желающих сделать нам больно и так хоть отбавляй».
Я пытался с ней спорить: а как же искренность? Как ни маскируй подлинное чувство, оно всё равно сбросит с себя покровы – как одеяло июльской липкой ночью – и предстанет однажды во всей свой прямодушной наготе. Но жена считала, что искренность ничего не стоит в сравнении с душевной раной творца – мы тогда обсуждали нашу институтскую подругу, выпустившую сборник стихов. Подруга жаждала обсуждений и восторгов, мы оба сочли стихи беспомощными, и, в конце концов, я просто ушёл из дома на весь вечер, а жена отдувалась в одиночестве, на все лады расхваливая поэзию этой самой Марины. Впоследствии Марина стала известной сценаристкой, и, по-моему, она до сих пор дружит с моей женой.