Так вот, мы сидели в ложе и смотрели, как танцуют маленькие лебеди – сцепившиеся руками крест-накрест маленькие тощие девчонки прыгали по сцене, как воробушки, и наша соседка по ложе сказала своей подруге:
– Между прочим, это довольно сложная хореография.
Маленькие лебеди допрыгали до нашего края сцены, и я вдруг даже через музыку, поверх её, как будто это были помехи в эфире, услышала их тяжёлое изнуренное дыхание. Рыбы, вытащенные на берег. Танец маленьких лошадей. И вот, в тот самый момент я впервые и почувствовала, – точнее, впервые не почувствовала своих ног. Подумала, виноваты туфли – лодочки на высоких каблуках, которые были надеты сегодня только во второй раз. Я незаметно сняла их, но странная немота не исчезла, а стала подниматься вверх по ногам. Первый акт давно завершился, соседки по ложе исчезли, даже прозвучал первый звонок ко второму акту, а я всё никак не могла встать с места. Дима испугался, сказал – поехали-ка лучше домой, Бог с ними, лебедями и озёрами, но мне было жаль денег за билеты, поэтому мы остались до самого конца. На поклонах я ощутила в ногах мелкую дрожь, и обрадовалась ей, как доброму известию.
Приступ повторился через неделю, на работе. Я – банковский юрист, и должна сказать, что девочка из посёлка Париж Нагайбакского района мечтать не смела о такой должности. Та девочка, с которой у меня теперь не больше общего, чем с любой другой шестнадцатилеткой, выросла в парижской глуши, посёлке-обманке, куда заезжают иногда любопытствующие автомобилисты: нет, ну надо же, Париж! А ещё тут есть Берлин, Лейпциг, Фершампенуаз – подумать только!
Казаки из кряшенов – крещёных татар, бивуаки которых стояли на Елисейских полях в 1814 году – получили высочайшее дозволение называть свои станицы в честь отвоёванных городов. Предки наших соседей (моя семья не из казаков – крестьяне Муравьёвы, ничего примечательного, ни одной фамильной тайны) вошли в Париж первыми, и прозвище родной станицы напоминало о героической молодости дедов, когда те ловили золотистых доверчивых карпов в Фонтенбло и пугали монмартрских кабатчиков криками: "Быстро, быстро!" Наш Париж – обыкновенный посёлок, каких на Южном Урале сотни, впрочем, с недавних пор здесь есть вышка сотовой связи в виде Эйфелевой башни.
Меня все эти славные истории не занимали: сколько себя помню, столько и мечтала уехать из Парижа, где перед Эйфелевой башней лежат коровьи лепёшки, а школьное крыльцо перекосило ещё в прошлом веке. Я хотела жить в большом городе, где есть асфальт, театры и большие магазины, а не сельпо, где продавщица Ольга в грязном халате торгует и книгами, и луком-севком. Пусть не Москва, не настоящий большой Париж, всего лишь Челябинск, отделение N-банка на улице Сони Кривой – для меня это всё равно был огромный шаг. Такой огромный, что ноги не справились, и тело, оторванное от родной земли, в конце концов, возмутилось.