Старик разнервничался, как-то по-утиному – сильно вытянув губы – глотнул из рюмки. Наверное, ему было бы интересно узнать, что через полгода после того ограбления Пуделя ударил по башке хозяин очередной квартиры – полным собранием сочинений Пушкина в одном томе. Пока Пудель приходил в себя, Григория и след простыл – он в тот день стоял на стрёме, но не мог знать, что хозяин той хаты гостит у соседа сверху. Спускается хозяин по лестнице в тапочках, а у него в квартире кудрявый парень обшаривает полки. Григорий услышал крик – и сбежал. Вины он за собой не чувствовал – Пудель на его месте сделал бы то же самое. Да и на своём собственном месте Пуделю до поры до времени везло – следуя умозрительному, но при этом несомненному кодексу чести, он не выдав Григория, отсидел каких-то три года. Когда вышел, Григорий, следуя всё тому же кодексу, несколько раз помогал ему, пока, наконец, эта дружба не стала слишком опасной, – и тогда с Пуделем пришлось расстаться навсегда, но об этом он точно вспоминать не будет. Хватит на сегодня.
Прежнего Григория, который шарил по чужим домам и приторговывал золотишком, больше не существует. Это призрак, сон, не пойманный не вор… Нынешний Григорий Юрьевич известен безукоризненной репутацией – он помогает людям – и даже если делает это потому что слишком долго и увлеченно грабил их, так что ж… Раскаявшийся грешник милее сотни праведников.
– Вы так на этого зайца смотрите, Григорий Юрьевич? Нравится?
– Да… симпатичный!
– Ой, позвольте вам подарить! Я буду очень рада, если вы примете этот скромный сувенир – не китайский, но всё же. Говорят, они сейчас ценятся, эти фигурки. Берите, пожалуйста!
Прохладное скульптурное тельце в руке.
Разговор о грабителях забыт, ужин, аллилуйя, закончился.
Дочь так мало говорит сегодня, и, как обычно, слишком много думает.
Вспоминает, как гуляя с Григорием в первый раз, стёрла ноги новыми туфлями, хотя прошли всего-ничего. Стёрла, но ничего не почувствовала. Лишь у него дома, в «Париже», увидела, что туфли выпачканы кровью изнутри.
За этим, довольно свежим воспоминанием, маячит другое – невнятное, как полузабытый сон. Ей кажется, что они с Григорием были знакомы в прошлом, будучи совсем другими людьми – и эти другие люди встречались, может быть, на улице, у подъезда собственного дома… Хотя нет, конечно же, быть не могло, чтобы она забыла такое лицо. Это – фальшивое воспоминание, уловка влюблённой души – «мне кажется, что мы были знакомы всю жизнь» штамп не хуже, чем душистая майская ночь с её сиренями и пеньем птиц.